— Но ведь ее уже нет!
— Ну да. Наверное, сильнее всего болит то, чего нет.
После полудня Губерт принарядился еще больше, оседлал жеребца и забрал вьюки.
— Ну что, похож я на богача?
— Хочешь спровоцировать вора?
— Нет, завоевать признание банкира. Но ты права, это одно и то же.
— Шансы у тебя имеются.
— Через пару–тройку часов вернусь.
Понятно, что мессер Бернард торговался рьяно, но Губерт и так получил столько, сколько ожидал. Ему совсем не мешало, что старый скряга смеялся в кулак над его наивностью. Купец мог ждать и перебирать в клиентах. Рыцарь не должен торговать в принципе, если не желал себя опозорить. А тут еще подобного рода товар. Говоря по правде, было бы лучше, чтобы никто не знал, что это такое.
Вечером Алисия сменила платье на обычное, льняное. Тоже фиолетовое.
— Губерт, что ты пялишься на меня, словно сорока на блестяшку?
— Алинка, не могу наглядеться.
Девушка погрозила пальцем. В воздухе появился негр с дубинкой и исчез.
Они сидели за столом, Алисия постоянно исследовала рану на руке юноши, нажимала на края, ощупывала. Ему не нравилась такая, несколько болезненная увлеченность. Говоря по правде, он ощущал себя лошадью на торге. Но он помнил и про ее недавний взрыв эмоций, так что не знал теперь, как вести себя. И повторения этого взрыва ему тоже не хотелось — может, и вправду нужно было бы уйти. Вновь беспомощность.
Наверное, с Алей по–другому и не могло быть.
— Если бы я была тогда с тобой, то наверняка смогла бы тебе ее пришить.
— Если бы да кабы… Не стоит возвращаться к этому.
— Как–то пришла ко мне женщина с ребенком. Собственно говоря, ему нужно было бы создать новое легкое, но я не знала, как оно выглядит и действует. Так что смогла сделать, чтобы ребенок умер без особой боли. А рука более… понятна.
— Аля, не придумывай. Не нужно.
— Я боюсь лечить. А чего боишься ты?
— Боюсь находиться в бою. Умираю от страха, когда лечу с копьем на те же копья пехотинцев.
— Не смейся. Ведь сам же говорил, что был в трех битвах и выиграл кучу поединков.
— Теперь уже в четырех. Но все равно — боюсь.
— Тогда, почему…
— В этом я хорош… был, и ничего иного не умею. А вот если бы боялся поменьше, то двигался бы медленнее, и кто–нибудь меня бы достал. Страх — штука хорошая, если умеешь им пользоваться. Тогда ты знаешь, когда повернуть, а когда мчаться вперед.
— Спокойной ночи, приятных снов…
— Ну, не знаю, будет ли такое возможно в одиночку.
— Я бы прислала тебе Метлу в кровать, только он, к сожалению, выехал.
— Тут у меня возникла идея! Приходи вместо него!
— Спокойной ночи!
— Но…!
— Спокойной ночи!
Губерт долго не мог заснуть. Никогда у него не было оказии привыкнуть к столь мягкой постели, и он много времени провел, осматривая ее. Алисия же, явно, потратила массу времени, придумывая резной балдахин и вышивки на нем — а может просто заплатила кучу денег. Но на самом деле сон с век сгоняло ее присутствие где–то за стенкой.
Аля жестоко посмеялась над ним. Заколдовала эту спальню по–своему, и Губерт не мог отсюда выйти. В конце концов, он развалился на самой средине кровати и представлял себе груди девушки, распирающие сорочку и платье. Алисия была худенькой и высокой, да что там — худой как щепка, и носила плотно прилегающую одежду, а с их встречи год назад бюст ее значительно вырос. Губерт был выше девушки в аккурат настолько, чтобы удобно брать ее под руку, когда они спускались по лестнице. Разница в росте давала возможность всматриваться в декольте. В военных лагерях он провел большую часть из последних лет — то есть, практически всю жизнь, если говорить про заинтересованность противоположным полом. Там он крайне редко встречал девушек молодых, красивых или хотя бы заботившихся о своем внешнем виде, так что теперь то, что он увидел в декольте, и сгоняло весь сон. Бывали моменты, когда он чертовски жалел утерянной руки.
Та заболела, так что Губерт растер культю. Чтобы хоть чуточку порадоваться, он вспомнил, как год назад подглядел в бане кое–чего, прежде чем огромный волшебный негр, называемый Стражем Маргисы, приложил ему дубинкой по темечку. С этим приятным видом под веками юноша заснул.
Во сне он видел Алисию сверху, как она сидит в темноте над странной фигурой, сложенной из свечей, и расставляет какие–то вещи. Потом она неспешно разделась и надела маленькую юбочку, вышитую странными узорами. Потом сделала какой–то сложный жест. Губерт ощутил огненную волну, прошивающую все его тело до самой левой кисти. Он не мог пошевелиться, лежал распятый, а девушка внизу, под ним. Исполняла странный танец, появляясь и исчезая в блеске свечей. Она двигалась все скорее, и с каждым ее жестом боль огнем пронзала руку. Казалось, что кость лопается. Губерт закричал. Внезапно Алисия остановилась. Он совершенно четко видел ее изменившееся лицо, капли пота на скулах, носу, подбородке и грудях — а из ее поднятых рук прямо ему в лицо пыхнул огонь.