Нельсон пренебрегал своими должностными обязанностями, сваливая всю работу на подчиненных, и отправился в пятинедельный круиз вместе с Хэмилтонами. Его флагманский корабль бросил якорь в Сиракузах, где путешественники осмотрели римские развалины, а затем на Мальте, где французы выдерживали длительную блокаду. Эмма забеременела от Нельсона, но сэр Уильям по-прежнему был слеп.
Коллеги Нельсона не могли не заметить перемены в его отношении к делу. Они возмущались его поведением, и в Адмиралтейство были направлены соответствующие рапорты.
А Нельсон доставил королеву и ее дочерей в Легхорн, где отказался присоединиться к Кейту, который с января 1800 года вновь стал главнокомандующим Средиземноморским флотом. Вместо этого он направился в Вену вместе с Хэмилтонами. Они проехали до Триеста в четырех экипажах, имея к тому же три повозки с багажом, и вскоре достигли Вены.
Императрицей Священной Римской империи германской нации была дочь королевы Неаполя, и путешественникам был оказан истинно королевский прием. Нельсон, худой и преждевременно состарившийся, и располневшая Эмма Хэмилтон вызвали огромный интерес у публики.
Они проехали но Европе и спустились но реке Эльбе, чтобы затем взойти на борт судна, направлявшегося в Ярмут. Нельсон потратил на поездку три с половиной тысячи фунтов стерлингов.
Наконец, он вернулся на родину. В Ярмуте его встречала огромная толпа. Восторженные соотечественники окружили экипаж, распрягли лошадей и сами потащили карсту.
Он приехал домой вместе с Хэмилтонами, и Фанни должна была развлекать всех троих за обедом — тяжелейшее испытание для женщины, пережившей долгую разлуку с мужем.
На Страндс, одной из главных улиц в центральной части британской столицы, Нельсона окружили горожане. Ему вручили церемониальную шпагу от благодарного Лондона.
Газеты непристойно шутили. Одна из них изобразила трех персонажей, курящих трубки. Карикатурная леди Хэмилтон говорила Нельсону: «Трубка старика все время тухнет, но твоя горит в полную силу». Тот отвечал: «Да, я дам тебе прикурить, я запущу в тебя целый бортовой залп».
Несчастная Фанни изображала дружбу с Эммой Хэмилтон, но ее выдержки хватило ненадолго. В театре на Друри Лейн она испустила крик и упала в обморок.
Эгоизм Нельсона проявлялся по-разному: он заставлял страдать свою супругу и испортил отношения с Сент-Винсентом. Предметом их спора стал барыш, или так называемые призовые деньги. Британцы захватили несколько судов, и Нельсон претендовал на одну восьмую часть.
Обычно он был достаточно щедрым, но жизнь заставляла его стать прижимистым. Нельсон потратил много денег, обслуживая Хэмилтонов, и жил на широкую ногу в доме на Пикадилли. Поиздержавшись, он настаивал на получении своей доли дохода от продажи имущества захваченных кораблей.
Сент-Винсент имел свою точку зрения на этот предмет. Два адмирала выяснили отношения при встрече, и напряженность постепенно спала. Они вспоминали славные дни, и старый моряк смягчился. Он пожалел Нельсона:
«Нельсон был подавлен... Это выглядело так, будто он обидел меня и теперь испытывает тревогу из-за того, что я знаю о деле. Бедняга, его мучат суета, слабость и прихоти; он увешан лентами и медалями, но будто бы пытается избежать почета и церемоний, которые всюду встречают его... Однако он теряет старых друзей, и поскольку он обязан всей славой, титулами, знаками отличия, которые носит, моему патронажу и протекции и я продолжаю по-доброму относиться к нему в трудную минуту, то я не думаю, что он может порвать со мной».
Нельсон засиделся без дела и чувствовал приближение новых событий своей карьеры. Фаталист и мистик, он боялся утратить личное счастье, которое имел, и будто пытался насладиться им впрок. Он направлял Эмме по три письма в день, в то время как та ослепляла Лондон своей пышной красотой.
При этом она подло жалила свою соперницу Фанни. Эмма писала:
«Креолка с черным сердцем и демоническим лицом никогда не была предназначена для Нельсона, существа с благородным разумом. Она никогда не любила его ради него самого. Она любила свои несчастные грязные эскалопы [Aesculapius, первый муж Фанни, доктор Нисбет], если действительно любила, и два грязных негатива произвели на свет грязный позитив, который является позором рода человеческого [Джошиа, сын Фанни]».
По мнению Эммы, Фанни сделала Нельсона несчастным и оторвала его от семьи:
«Когда он вернулся домой покрытым славой, но изувеченным, она осмеяла его благородные раны. Она подняла шум из-за того, что он встретил более привлекательную и более добродетельную женщину, которая служила вместе с ним в другой стране и чье сердце и чувства открыты его славе, величию и достоинствам».
Многие в семье Нельсона, за исключением его отца, поддерживали Эмму в ее соперничестве против Фанни. Супругу Нельсона не любили за холодность и чопорность. Крайне униженная, она все же пыталась восстановить семью. Что же касается сэра Уильяма, то он не имел к Нельсону никаких претензий и продолжал считать его своим другом.
Нельсон соблюдал внешние приличия, отдавал Фанни половину своих доходов и способствовал карьере Джошиа. С рождением дочери Горации его страсть к Эмме воспылала с новой силой, но он понимал скоротечность этого состояния. В нем жило глубинное чувство близкой смерти, и он рвался в бой. Нельсон должен был восстановить свою репутацию, подорванную бесславными делами в Неаполе и связью с замужней женщиной.
Вскоре он получил отличный шанс напомнить о себе.
Великобритания оказалась перед лицом новой угрозы — союза нескольких государств, направленного против ее владычества на морях. Русский царь Павел I был взбешен захватом Англией милой его сердцу Мальты. «Она (Мальта), — говорил Нельсон, — даст нам большое влияние на Левант и на всю южную часть Италии. Из этих соображений я надеюсь, что мы никогда ее не отдадим». Французский гарнизон Мальты капитулировал в начале сентября 1800 года. Над крепостью был поднят один флаг — британский, хотя все успехи в той войне достигались совместными усилиями союзников.
Первый консул Бонапарт, мастерски играя на струнах рыцарского честолюбия Павла, предложил ему остров Мальту. Царь был доволен широкими жестами нового правителя Франции и вновь менял приоритеты внешней политики. Англия, помимо всего прочего, сильно раздражала его своей системой таможенных досмотров судов, направленной против торговли с Францией. Эту систему англичане применяли в отношении русских судов и судов других стран.
В декабре 1800 года царь нанес Англии ответный удар, захватив все британские суда, зашедшие в российские порты, и арестовав команды этих судов. Он склонил Швецию к подписанию договора о вооруженном нейтралитете, и к этой системе вскоре присоединились Дания и Пруссия.
Идея договора о вооруженном нейтралитете была не новой. Ее с успехом претворяла в жизнь Екатерина II, мать Павла I. Россия убедила другие страны придерживаться новых принципов морского нрава. Они были изложены в декларации, разосланной Екатериной II правительствам разных государств в 1780 году.
Эти принципы таковы: 1) свобода торговли нейтральных держав с портами враждующих государств и нейтральной каботажной[9] торговли; 2) свободный провоз на нейтральных судах любых грузов за исключением военной контрабанды, то есть оружия и снаряжения; 3) объявление блокады недействительной там, где она существует только на бумаге и не обеспечена наличными военно-морскими силами; 4) нейтральные суда не должны подвергаться задержанию на море и обыску со стороны британского флота без достаточных оснований, а в случаях несправедливых захватов владельцам кораблей и грузов должна выплачиваться премия.
9
Каботаж — прибрежное плавание между портами одного государства без захода в иностранные порты.