— А я дальше, — сказал толстяк.
Подпрыгнув на одной ноге, он размахнулся, изо всех сил швырнул камень в море. Его камень в самом деле упал гораздо дальше. Это мне очень не понравилось, и я, выбрав круглый камушек, тоже подпрыгнул на одной ноге, изо всех сил размахнулся и бросил далеко в море. Пускай теперь потягается со мной этот хвастун!
Так мы бросали камушки, может быть, с полчаса. И то он меня побеждал, то я его. По правде сказать, я уж начал было думать, что это пустое занятие. Бесполезный труд. А мне хочется делать что-нибудь настоящее. Что именно — не знаю, но хочу. Иначе какой же из меня человек получится?
В то время как я так размышлял, позади нас раздался испуганный и вместе с тем сердитый голос:
— Асик!
На обрыве стояла толстая женщина.
— Это моя мама, — сказал мне мальчик.
Но если бы он и не пояснил этого, я все равно догадался бы, кто она такая, эта рыжая толстуха.
— Что ты там делаешь, сынуля? Боже, ты камни бросаешь, Асик?! Да разве можно с таким здоровьем камни швырять? А кушать кто будет?
— Я не хочу кушать! — завопил Асик, да так, словно его резали. — Я уже поел все, что ты мне давала.
Покачиваясь, словно жирная утка, толстуха лениво спустилась с обрыва к морю. В руке она держала что-то завернутое в бумагу.
— Когда это ты поел? Я привезла тебя сюда не для того, чтобы морить голодом. Скоро ног таскать не сможешь.
— Смогу! — заорал Асик. — А руки у меня еще сильнее. Вон я камни бросаю дальше, чем этот мальчик.
— Я тебе побросаю! Тебе же нельзя никакие движения делать. Надо слушаться маму.
— Не буду! — сердито крикнул Асик убегая.
Мать погналась за ним.
— Асинька! Не будь дурачком. На маму нельзя сердиться. Мама тебе добра желает. Вот скушай бутерброд с маслом. Иди поешь, не вынуждай маму бегать за тобой. У мамы тоже печень больная.
Отбежав подальше, Асик начал переговоры:
— А велосипед с мотором купишь?
— Все куплю: и велосипед, и мотоцикл. И с мотором, и без мотора. Только поешь!
— Не обманешь?
— Ну, когда же я тебя обманывала, Асинька?
— Смотри… Но я только половинку съем.
— Хоть половинку… Хоть половинку, Асинька.
Расположившись на морской гальке, они заговорили так тихо, что я ничего не слышал. «Вот так и делают из нас обжор, — с ужасом подумал я. — Нет, так жить нельзя. Но чем же мне заняться у моря, где все бездельничают?..»
Тут я самого себя поправил: разве дедушка здесь не работает? Ого, еще как трудится. Ведь бабушка говорит, что море нынче скупое. Нелегко, значит, добывать рыбу.
Размышляя, я шел по берегу. И вдруг еще одного мальчика встретил. Этот совсем не похож на Асика. Высокий, темный от загара, как негритенок, черноглазый, в соломенной шляпе, с удочкой в одной руке и связкой бычков, что волочились по камням, в другой. Он насмешливо смотрел на Асика и его маму.
— Твой друг? — спросил он презрительным тоном.
— Почему мой? — возмутился я.
— А я видел, как вы вместе камни бросали.
Я промолчал. Пусть так: бросали. Выходит, если ты с кем-нибудь бросишь камушек, он уже твой друг?
Рыболов, как видно, не собирался уходить.
— А ты тоже дикарь?
— Почему это я дикарь? — насторожился я.
Этот мальчишка уже заинтересовал меня. И не так он сам, как его удочка. Хорошо бы познакомиться с таким да порыбачить вместе.
— Значит, ты оттуда? — кивнул он головой на пригорок, где стоял дом отдыха.
— И вовсе нет, — отвечаю, а самому уже смешно становится: вот ведь и не угадает, откуда я.
— Так откуда же ты? — округляет глаза рыболов.
— А оттуда, — отвечаю загадочно.
Незнакомец совсем сбит с толку. Он смотрит на меня, как баран на новые ворота, а я посмеиваюсь: попробуй, мол, отгадать, кто я такой.
Между тем Асик опять поссорился с матерью. Он вдруг захныкал, а мама закричала:
— Фигу получишь, а не велосипед! Разве так кушают? Масло как золото, на привозном рынке покупала, а он — соленое. Сам ты соленый, дрянной мальчишка!
Схватив сына за руку, мать потащила его за собой.
— Пойдем домой! Я тебя сегодня совсем не пущу к морю, раз ты такой непослушный.
Асик упирался, как бык на веревке, однако шел следом за матерью. Что поделаешь? Я хорошо наших мам знаю. Раз уж возьмет тебя за руку и потащит за собой, поневоле пойдешь. Пошел и Асик. Сначала по берегу, затем на пригорок и, наконец, в поселок. Не помогли ему ни просьбы, ни хныканье…
— А этот Аскольд и его мама — дикари, — сказал рыболов.
— Почему Аскольд? — удивился я.