— Потому что так его назвали. Вроде того, как меня Коськой… А тебя как?
— Ну, Даня.
— А Даня — это Богдан?
— Какой там Богдан? Данила, а не Богдан.
— А я, думаешь, Коська? Я — Константин. Костя, значит, а меня Коськой… Ну, пускай будет так — какая мне разница? А вот Асик — по-настоящему Аскольд. Говорят, что в Киеве есть такая могила.
— Но почему они дикари?
Коська, презрительно шмыгнув носом, ответил с пренебрежением:
— Потому что диким способом отдыхают. Приехали, сняли комнату у моей бабушки, а мы — на чердаке…
И, хотя Асик и его мама переселили Коську с его бабушкой на чердак, я все равно не мог понять, почему они дикари. Ведь о дикарях только в старых книгах говорится. А нынче дикарей, как заверял меня папа, даже в Африке не найдешь.
Я спросил Коську:
— А зачем вы на чердак полезли? Надо было Асику туда лезть.
— Как бы не так! — с присвистом воскликнул Коська. — А кто деньги будет платить?
— А… Ну, если деньги…
Почему же все-таки они — Асик и его мама — дикари, если у них даже деньги есть? Я терялся в догадках. А расспрашивать не стал, как-то неловко было.
Коська опять спросил:
— А ты где живешь?
— У деда Козьмы.
— У Козьмы Иваныча?
— А где же еще? — Помолчав, я спросил Коську: — Бычков сам наловил?
Он презрительно оттопырил губу:
— Разве это бычки? Мелюзга. Вот мы с Козьмой Иванычем, бывало, наловим, так уж то бычки! А он, Козьма Иваныч-то, кем тебе приходится?
— Ну, дедушкой. Моя мама — дочка дедушкина. А моя бабушка — мамина мама.
Только теперь Коська посмотрел на меня с уважением и пробормотал виноватым голосом:
— А я думал, что и ты, как Асик, — дикарь…
С озабоченным видом оглянувшись, он протянул мне свою удочку:
— Хочешь поудить? Знаешь, какая это счастливая удочка!
Сердце мое радостно забилось. Неужто Коська и в самом деле даст мне удочку?
— А я тебе… Я тебе патронную гильзу дам. Хочешь?
— Ага, — кивнул головой Коська. — И давай вместе удить. По рукам?
— По рукам!
Мы крепко пожали друг другу руки.
— А я знаю, где удить. Вот если б нам на тот камень пробраться, — сказал Коська, указывая рукой на море.
Только теперь я заметил, что в море, на некотором расстоянии от нас, чернел огромный камень. Присмотревшись, я увидел, что он похож на гигантского, купающегося в море слона.
— А это так далеко? — спросил я.
— Да нет… Но там Робинзон с Пятницей. И они никого туда не пускают.
— Какой Робинзон?
Коська не успел ответить. Из-за камня сначала показалась кудлатая голова, а затем и фигура высокого мальчика. На плечах у него лежало что-то рыжее, напоминающее лисью или собачью шкуру. В руках он держал охотничий лук и стрелы.
— Вот тебе и Робинзон, — небрежно указал рукой на незнакомца Коська.
Из-за камня высунулось еще одно лицо — совсем черное и круглое.
— А это — Пятница.
Я, будто зачарованный, смотрел то на Робинзона и Пятницу, то на худощавого Коську.
МОРСКАЯ ЧАЙКА
Досталось и мне от моей бабушки. Сначала позвала с обрыва:
— Даня, обедать! А ну, быстренько иди! Иди, дитятко!
Я решил спрятаться под обрывом, но бабушка все же и там заметила меня и Коську. Глядя вниз, она всплеснула руками:
— Уже снюхались? А ну ты, сорвиголова, — это уже Коське — убирайся отсюда, пока я не взяла лозину!
Коська, растерявшись, виновато посмотрел исподлобья, шмыгнул носом.
— Верни мне кошку, лоботряс! Верни, а то я тебе так всыплю!
— Да разве я… И для чего она мне, бабушка?
Коська пожимал плечами, переступая с ноги на ногу.
— Видал какой? — не унималась бабушка. — Для чего ему кошка! Да разве я знаю, для чего они тебе понадобились, те несчастные кошки? Кто тебя знает, что ты с ними вытворяешь? Наказание божье, да и только. Только где появится кошка, так он ее сразу: цап! И поминай, как звали…
Коська, как видно, не собирался спорить с бабушкой. Молча, отступив за каменный выступ, он потащил за собой длинную связку рыбы. А я вынужден был пойти домой. Бабушка и дома продолжала поучать меня:
— Не водись ты с тем сорвиголовой, с тем придурковатым Коськой. Оно ж не дитя, а котолуп настоящий, уркаган из тех, что в катакомбах лазят. Вот кто он такой.
— А чей же он? — полюбопытствовала мама.
— Внук старой Бузаментихи. Папа на флотилиях плавает, за китами охотится или, хвороба его знает, где он, а дитя такое беспризорное, без мамы. Умерла ж его мама, а папа все в море… все в море… А оно при бабушке осталось. Ну, а Бузаментиха с самой весны дачников в свой дом пускает, сама на чердаке ютится. Сварит там чего-нибудь или не сварит, а мальчуган-то уже большой, кушать хочется… Вот он и промышляет. У кого кота стащит в поселке, у кого собаку. И зачем они ему? Один бог знает. Тащит и тащит. У нас был котик, уж такой красавец, что ни пером описать, ни в сказке сказать. И до чего же умный! Бывало, возвращается мой с моря, а он только услышит мотор, как задерет хвост и — на берег! Мяукает… мяукает — рыбы просит. Уж очень рыбу любил наш Гладун. Так надо же было такому случиться! Коська утащил котика. Теперь отбоя нет от мышей. Так осмелели, что прямо не то что в хату, а на голову лезут, окаянные…