— Ну чего пристаешь к человеку? Разве не знаешь, что его с работы уволили?
— За что? — испугался Павлик.
— За то, что пьянствовал…
Даже не взглянув в нашу сторону, Жорка подошел к лестнице и начал медленно подниматься по ступеням на кручу. За его спиной болтались убогие пожитки. В эту минуту я подумал, что он по моей вине лишился заработка. И, для того чтобы успокоить себя, я сказал:
— На кораблях будет плавать. Ведь он же все моря и океаны прошел…
Все весело рассмеялись.
Жорка-одессит тем временем взобрался на кручу и на минуту остановился возле пожелтевшего каштана. Сердито сдвинув на затылок фуражку, он посмотрел в море, как бы прощаясь с ним, затем повернулся и опять поплелся неизвестно куда…
А мы все сидели, и каждый думал о чем-то своем. Неожиданно Коська сказал:
— А уже и школа не за горами…
Мы переглянулись. В самом деле, уже недолго осталось нам баклуши бить у моря. И я вдруг почувствовал, что соскучился по школе, что уже и сегодня готов переступить ее порог.
Санка перепугалась:
— Ой, а у меня ж еще ни одного учебника!
Оказалось, что об учебниках никто из нас в течение всего лета и не подумал.
— Пошли в город, в книжный магазин, — предложил Славик.
И всем это предложение понравилось.
Обгоняя друг друга, мы поднимаемся к пожелтевшему каштану, мчимся по тропе мимо дома отдыха, проскакиваем в ворота, где, как обычно, дежурит Беззубка. Дед даже глаз не поднял на нас; он сидит грустный, опустив чуть ли не до колен свой синий, как перезревший баклажан, нос. Должно быть, этот нос уже до самой смерти не посветлеет. Не это ли так печалит деда Беззубку?
Затем мы выходим в привольную степь, шагаем напрямую вдоль моря в город, что скрывается за темнеющей полоской низкорослых акаций. С поля дует горячий ветер, дыша приятным запахом пшеницы и полыни. В небе он куда-то гонит табуны белых пушистых облаков. На дороге снуют полосатые суслики, бегают тонконогие хохлатые жаворонки. Где-то в степи, там, где в беспорядке разбросаны кучи соломы, поскрипывает неугомонный коростель.
Мы идем долго, не чувствуя никакой усталости. Как хорошо все-таки жить на этом свете, особенно когда с правой стороны от тебя синеет беспредельное, ласковое море; слева такая же широкая и необозримая, как море, наполненная всевозможными запахами степь, а над головой высокое и прекрасное, нежно поющее, летнее небо! И хорошо, что все это есть и что ты сам живешь в этом чудесном мире. И еще хорошо, что ты неутомим, что ты знаешь, куда и за чем идешь, знаешь, к чему стремишься.
С моря медленно, преодолевая встречные порывы ветра, плывет табун морских чаек. Они как будто и не машут крыльями, а просто так летят против ветра… У меня дрогнуло сердце. Может быть, среди них и моя чайка?
Табун поворачивает в степь, затем, словно передумав, летит нам навстречу.
Я даже остановился и, задрав голову, посмотрел на чаек. В этот миг мне показалось, что они, поравнявшись с нами, замедлили свой полет, чтобы отыскать меня среди ребят. Одна из них, скользнув вниз, будто поздоровалась со мной и опять стрелой умчалась в небо, исчезла среди других чаек. Я не сомневался, что это была моя чайка. Да, это она приветствовала меня. Как я мог сомневаться, если и мои друзья в один голос воскликнули:
— Даня! Ты видел свою чайку? Это она с тобой здоровалась!
Постояв немного, все пошли дальше. Только я не имел сил оторвать взгляд от улетавших чаек. И мне самому захотелось иметь крылья, чтобы взлететь над землей, подняться над морем и никогда с ним не расставаться. Я вдруг почувствовал, что навсегда, на всю жизнь полюбил море, полюбил всей душой, всем сердцем и всеми чувствами, полюбил так, как до сих пор любил и как продолжаю любить ясное солнце, свою маму и весь беспредельный солнечный мир.
На этом и окончилась история моей морской чайки. Сейчас я далеко от моря, далеко от своих друзей, от дедушки и бабушки. Однако и море, и необозримая степь, и несметное множество морских чаек каждую ночь появляются в моей комнате, снятся мне и зовут, зовут к себе. Каждое утро я просыпаюсь взволнованный, радостный, веселый. И тут же вспоминаю море, домик у моря и дедушку, смело направляющего свою моторку против сердитых и высоких, как горы, волн. Вспоминаю бабушку, беспрерывно разговаривающую со своим ленивым котом Гладуном, и так мне хочется прижаться к ней, ощутить на своей голове ее сухонькую, теплую руку!
И еще я всегда помню свою морскую чайку. Где она? Над какими волнами, над какими морями летает? Вспоминает ли она меня или уже давно забыла того, кто, прерывая сладкий сон по утрам, удил бычков и носил ей на чердак…