- Ну, когда я родилась, семья наша жила еще на ранчо близ Прайневилля, в горах. Слышали о тамошних полынных солончаковых пустошах? Но это время я не очень хорошо помню, так что вряд ли мои воспоминания будут вам интересны. По-моему, мой отец был там управляющим и постоянно вел какие-то хозяйственные записи - это ведь было большое ранчо, просто огромное! Оно простиралась до самой Джон-Дей-ривер. А когда мне было лет девять, отец стал управляющим большой лесопилки в Альтимэйте, близ Прибрежной гряды.
Там делали доски, двери, рамы, плинтусы и тому подобное. Теперь этой лесопилки и в помине нет. И почти не осталось следов от той дороги - широкой, утрамбованной, посыпанной гравием! - что вела в Альтимэит. Половина штата в таком состоянии, вы же знаете.
И это все очень странно! Люди с востока думают, что здесь царит первозданная дикость, что это настоящий "дикий край", а на самом деле ходят-то они по усыпанным гравием индейским дворам, по их старинным поселениям, это ведь только растительность вокруг выросла новая, а вот наших "вторичных" городов, которые тут то возникали, то исчезали, уже никто и не помнит. А все потому, что деревья и сорняки вырастают на месте людских поселений ужасно быстро. Плющ, например...
А сами вы откуда?
- Из Сиэтла, - дружелюбно и с охотой откликнулась Сью Шепард, однако по ее тону было ясно, что она не позволит сбить себя с толку, руля из рук не выпустит и вопросы будет задавать сама.
- Ну что ж, это хорошо. А то мне, похоже, все труднее становится беседовать с теми, кто с востока.
Сью Шепард рассмеялась; возможно, просто не поняла. И продолжила свой допрос:
- Итак, вы ходили в школу в Альтимэйте?
- Да, сперва я училась там. Но потом переехала в Портленд к тете Джози и поступила в тамошнюю старинную школу Линкольна. Ближайшая средняя школа была от Альтимэйта в тридцати милях, да и дорога просто отвратительная. К тому же отцу местная школа казалась недостаточно хорошей. Он боялся, что я наберусь там дурных манер, вырасту хулиганкой или, еще того хуже, выскочу замуж... - Сью Шепард молча постукивала по клавишам своего компьютера, и Рита вдруг подумала: "А как же мама? Неужели и она хотела отослать меня, тринадцатилетнюю девчонку, из родного дома в чужой большой город, в чужую семью своей золовки?" Этот вопрос поставил Риту в тупик, и она долго вглядывалась в свое прошлое, словно желая что-то понять. "Я знаю, чего хотел отец, но почему я не знаю, чего хотела моя мать? Плакала ли она? Нет, конечно же, нет. А я? Вряд ли. Я даже не помню, был ли у нас с матерью какой-нибудь разговор на эту тему. Тем летом мы занимались моим гардеробом. И она учила меня делать выкройки. А потом мы впервые поехали в Портленд; мы жили там в старом отеле "Малтнома" и ходили по магазинам. Мне купили школьные туфли и еще одни, выходные, шелковые, переливавшиеся как перламутр, с маленьким каблучком-рюмочкой и тоненькой перепонкой на подъеме. Жаль, что таких больше не делают! У нас с мамой уже тогда был один и тот же размер обуви... А еще я помню, как мы с ней обедали в ресторане - настоящие хрустальные бокалы, и мы только вдвоем... Но где же был отец? Странно, но я никогда даже не задумывалась: каково было мнение мамы насчет моей отправки в Портленд? Да так этого никогда и не узнала. Как никогда не знаю, что же на самом деле думает Мэг по тому или иному вопросу. Они обе всегда предпочитали молчать - как скалы! И рот у Мэг - в точности как у моей матери: губы плотно сжаты, трещина в скале, да и только! Интересно, почему Мэг решила стать преподавателем? Это же нужно говорить, говорить и говорить целыми днями, а ведь говорить-то она терпеть не может. Хотя Мэг, конечно, никогда не была такой резкой, как Грет. Впрочем, Амори такой резкости от дочери никогда бы не потерпел. Но вот почему мы с матерью ни разу не поговорили по душам?