- Мой отец ненавидел, когда матери касались руки медбратьев, - сказала Сью. - Он был уверен, что уход за больными - это женская работа, и всегда старался сделать так, чтобы возле матери дежурили только медсестры.
Она рассказывала о страшных вещах - о катетерах, о метастазах, о бесконечных переливаниях крови; каждое слово звучало как мифическая "вагина с зубами". Женская работа!
- Онколог говорил, что станет немного полегче, когда ей станут колоть морфий и сознание у нее немного помутится. Но стало только хуже. Все время только хуже и хуже... А последняя неделя - это, наверное, самое ужасное, что мне когда-либо еще придется пережить. - Она знала, что говорит. И эта трагическая спокойная уверенность просто потрясала. Эта девушка оказалась способна сказать, что больше уже никогда и ничего не испугается в жизни. Но, похоже, выиграв такую возможность, она вынуждена была слишком многое потерять.
Вновь отведя глаза от Сьюзен, Грет скользнула взглядом мимо матери и отца, который резко остановился у подножия Бретон-Хэд, и стала смотреть вдаль на океанские волны. Кто-то еще в старших классах школы говорил ей, что если прыгнуть с такой высоты, как Бретон-Хэд, то удар о воду будет примерно такой же, как если бы ты ударился о камень.
- Извини. Я совершенно не собиралась рассказывать тебе все это, - сказала вдруг Сьюзен. - Я просто никак не могу выйти из этого состояния. Но ничего, я постараюсь, я должна! Я выберусь!
- Конечно! - поддержала ее Грет.
- Твоя бабушка такая... Она очень красивый человек! И вся твоя семья.., все вы кажетесь такими настоящими! И я действительно очень благодарна за то, что вы позволили мне побыть здесь, с вами.
Она остановилась, и Грет тоже была вынуждена остановиться.
- Помнишь, ты говорила за ланчем о том, что твой дед был знаменитым?
Грет кивнула.
- Когда я предложила профессору Нейбу поехать и побеседовать с семьей декана Инмана.., ну, просто, может быть, собрать кое-какие дополнительные сведения, которые еще не стали достоянием общественности, некоторые неизвестные, внутрисемейные мнения о том, как сочетались педагогические теории и воззрения профессора Инмана и его реальная жизнь в семье, - и знаешь, что он сказал? Он сказал: "Но они же совершенно неинтересные люди!"
Девушки двинулись дальше.
- Это забавно, - сказала Грет и усмехнулась. Потом нагнулась и подняла черный камешек. Это был, конечно, кусочек базальта; на всей этой длинной полосе побережья попадался только базальт и ничего больше; его приносило сюда течением от целой гряды колумбийских вулканов, или же со дна океана поднимались обломки базальтовых скал - прочного основания, огромных тяжелых подушек, на которых покоится вся эта масса воды. Кое-где базальт прорывался наружу. На один из таких выступов сейчас как раз карабкались мать и отец Грет.
- Что ты нашла? - спросила Сью с несколько излишней заинтересованностью, в которой чувствовалось, что внутренне она все еще напряжена как струна.
Грет показала ей невыразительный черный камешек и зашвырнула его подальше в воду.
- КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК ВАЖЕН! - сказала вдруг Сью. - Это я осознала только минувшим летом.
Не эту ли истину хриплый голос матери, задыхающейся от страданий, сообщил ей перед самым концом?
Грет не поверила. Никто не важен! Однако сказать это вслух она не решилась. Сейчас это прозвучало бы безжалостно и просто глупо, как слова этого дурака - профессора Нейба. Но ведь тот камешек действительно совершенно неважен, и она, Грет, тоже, и Сью... И даже это море. Важна не цель. А вещи не имеют табели о рангах.