Но у меня был другой случай, тоже едва уцелели. Я был на другом синеносом, забыл его название. То ли «Одесса», то ли «Пенинсула». Мы возвращались домой с Бел-Айла. Была весна, и мы вошли в полосу тумана. Это был стелющийся, низовой туман, как в Шотландии. Меня поставили впередсмотрящим на баке. Дело было на ночной вахте. Первое, что я увидел — это дымовая труба громадного парохода над нами. Я крикнул: «Руль под ветер!», парень на руле меня услышал и сразу положил на борт, наше судно привелось к ветру и — нам повезло — пароход ударил нас вскользь. Он раздавил подветренную часть бака, снес якорь и все релинги. И вы бы видели подветренные снасти фок-мачты! Нет, вам никогда не приходилось такого видеть. Это была работа на всю ночь для всей команды, починить все это. Ну, вы же знаете, какие моряки на этих синеносых. Вся команда всю ночь делала эту работу. Однако, каковы были шансы? Мы просто счастливчики, что нас не разрезали пополам. Он долбанул бы нас прямо по миделю, если бы мы не успели положить руль под ветер. Мы и так и не узнали ничего о нем. Он просто скользнул и исчез. Я смог увидеть только зеленый огонь[10] и услышать донесшийся сверху возглас: «Боже мой!», и он исчез.
Странные вещи происходят на море. Этот парень, офицер с парохода, должно быть, тронулся умом. А если вы спросите меня о море, я вот что скажу: это не жизнь! Нет, не жизнь. Это существование, вот что такое море. И это существование дрянного, паршивого пса.
МОРСКИЕ СУЕВЕРИЯ
Одной лунной тропической ночью, когда судно скользило по волнам под всеми парусами, я нес вахту на корме, прохаживаясь по подветренному борту. В мои обязанности входило следить за судовыми часами и отбивать склянки каждые полчаса. Я выполнял их в течение многих ночей, но именно эта ночь запомнилась мне навсегда. Судно, казалось, было вырезано из перламутра. Спящие в укромных местах на палубе матросы казались величественными бронзовыми статуями. И небо казалось близким, как будто мы плыли под шатром невидимых ветвей, плодами которых были звезды и луна.
Но постепенно умиротворение в моем сердце уступило место грызущей меланхолии, и я впал в такое уныние, которое испытывал всего лишь дважды за свою жизнь. С этим унынием пришел страх моря и небес, и я дошел до того, что само мое присутствие на этом судне, посреди этого моря, под мертвенно-бледным сиянием луны приводило меня в неописуемый ужас. Я облокотился о планширь фальшборта, на мгновение закрыл глаза, затем посмотрел на воду, стремящуюся вдоль корпуса. Закрывая глаза, я видел морскую поверхность, а открыв их, увидел разнообразные формы морских призраков. Нет, вода по-прежнему обтекала корпус и убегала кильватерной струей, но чуть подальше от борта в белесых гребешках волн я увидел множество прекрасных, призывающих лиц, стремительность и притягательность которых далеко превосходила человеческие возможности. Помнится, я подумал, что никогда не видел ничего прекрасней такой чувственной красоты на этих лицах, и при их виде мою меланхолию как рукой сняло. Я почувствовал стремление прыгнуть за борт, чтобы находиться вместе с этой нечеловеческой красотой. Но вскоре я снова почувствовал ужас как прежде, и с изменением моих эмоций лица тоже изменились. Они превратились в какое-то подобие морщинистых, вроде лиц старых ведьм из сказок, обличий, и из воды потянулись дергающиеся, зловеще выглядевшие белые руки. Я был так испуган, что больше не подходил к фальшборту до самого рассвета.
Спустя какое-то время после этой ночи я сидел в таверне рядом с матросом-датчанином, отмеченным всеми видами пороков и явно приближавшимся к своему преждевременному концу. Я рассказал о привидевшихся мне морских призраках, их красоте и изменчивости, рассчитывая, что такая заблудшая душа, как у моего компаньона, хранит в закоулках своей памяти воспоминания о подобных вещах.
Он рассказал мне много ужасного о призраках, которыми были полны моря. Он поведал мне старый миф о морских чайках, о том, что души погибших моряков летают над морем в их телах до тех пор, пока не пройдет срок покаяния за совершенные грехи. Он рассказал мне историю о двух матросах на норвежском барке, и хотя он говорил, что сам был на нем в то же самое время, я сомневаюсь в этом.
Барк шел на юг из Сан-Франциско, возвращаясь домой вокруг мыса Горн, и эти двое были в одной вахте. Как-то они затеяли ссору из-за того, кто считается лучшим танцором, и один убил другого и выбросил его за борт во время ночной вахты. Мертвое тело не утонуло, сказал мой приятель, потому что ни одно тело не осмелится погрузиться под воду в ночное время. Но на рассвете следующего дня, и по утрам каждого дня, пока барк добирался до Норвегии, белая чайка кружила над убийцей, крича. Это была, сказал приятель, душа мертвеца, жаждущая мести. Убийца по прибытию в порт назначения сдался властям и принял яд в тюрьме, пока ожидал суда.