А когда в лучах заката загорелись облака,
Мы уже достигли рифа Негритянская Башка,
И ещё до погруженья в сумрак ночи наш отряд
Бросил якорь в Лос Муэртос, прихватив бесценный клад.
С ним потом через болота мы тащились, всё кляня,
По колено в липкой жиже, под палящим светом дня.
Балансируя на кочках, отбиваясь от мошки,
Мы мечтали, как о чуде, о привале у реки.
А затем в глубокой яме мы укрыли наш трофей —
Золотые украшенья всех размеров и мастей:
Кольца, брошки, ожерелья и другую мишуру
Из разграбленных испанцем храмов в Лиме и Перу;
Изумруды с Эквадора, австралийский хризолит;
Серебро в горшке из бронзы, что на Чили был отрыт;
Нобли, шиллинги, эскудо, кардэкю и прочий хлам,
Что когда-то кочевали по пиратским сундукам.
Мы потом на эту яму навалили с пуд земли
И, чтоб наш тайник пометить, рядом дерево сожгли.
А когда мы отплывали, подгонял наш лёгкий бриг
Рёв прибоя, что, как песня, всё звучит в ушах моих.
Я последний из команды. Остальные — кто погиб,
Кто загнулся от болезни или в море кормит рыб.
Я скитаюсь по дорогам, бесприютен, нищ и хил,
Но о кладе в Лос Муэртос я поныне не забыл.
И, хоть знаю, что вовек мне в тех краях не побывать,
Я в мечтах своих невольно возвращаюсь к ним опять,
Вижу знойный берег моря, в красных бликах облака,
Бриг, скользящий мимо рифа Негритянская Башка...
Как я жажду оказаться вновь на этом берегу,
Где вблизи сгоревшей пальмы наш тайник найти смогу
И отрою наконец-то эти горы золотых
Под немолчный рёв прибоя, что звучит в ушах моих.
Пропавшие без вести
Под топселями шхуна дрожала, словно лань,
И ветерок, играя, на флаге морщил ткань.
Ей с берега и с пирса ура кричал народ.
Под всеми парусами неслась она вперёд.
О борт её плескала зелёная волна,
Легко и величаво скользила вдаль она.
Вонзалась в небо мачта, поскрипывал каркас.
Так шла она, покуда не скрылась прочь из глаз...
С тех пор промчались годы. Команды след пропал.
Их кости превратились в сверкающий коралл,
В гребёнки для русалок, в акульи плавники,
Что в неводе порою находят рыбаки.
Подруги тех матросов уже не ждут вестей.
Их руки от работы становятся грубей.
Но всё слышны им песни, что пели их мужья,
Летя под парусами в далёкие края...
Рождество 1903 года
Прохладные волны бриза и судна неспешный ход,
Свет звёзд, испещривших густо высокий небесный свод;
Но долгая ночь проходит, все ближе наш путь к земле,
Где Сэлкомб, горя огнями, встаёт в предрассветной мгле.
Давно ли в испанских водах нас пенистый вал качал.
А тут — мёрзлый снег на крышах и старый кривой причал,
И трубы, как лес, которым привычен ветров таран,
И колокол, что сзывает к заутрене прихожан.
Пророчат его удары достаток и мир для всех,
Рождественские подарки и звонкий ребячий смех.
Вон флюгер на доме сквайра сверкает, словно звезда,
А в сэлкомбских шлюзах громко о чём-то поёт вода.
О, сэлкомбских вод бурленье под аркою, у колонн!
О, сэлкомбских колоколен торжественный мерный звон!
Он в небо летит, как песня, приветствуя моряков,
Что вновь после долгих странствий вернулись под отчий кров.
Пассаты
Где Бермуды и Карибы омывает пенный вал,
Где под сенью апельсина ряд домишек белых встал,
Там прохладными волнами обдают лицо, как в шквал,
Быстрокрылые пассаты.
Где забористое пиво и янтарное вино,
Зажигательные танцы с крепкой шуткой заодно,
Там на мачтах надувают парусины полотно
Быстрокрылые пассаты.