Металась палуба; вся в звонком льду,
Отдав предельной злобе удила,
Все сила вод крушила на лету.
Морозя душу, сумасшедше-зла,
Без меры бешенство она несла.
Он парус яростный сжимал, рубил,
Казалось — дом, уют лишь сказкой был,
Рассказанной давно, давным-давно
В иных мирах, где царство грез и снов,
Где нищему вельможей быть дано —
В сравненье с ним, что бури слышит рев.
Уют, тепло, покой — признать готов
Он их миражем: тело, ум, душа
Лишь муки знали, бурею дыша.
"Все брось! Бизань спасай!" — воскликнул бос.
Надорвана бизань — он глянул вниз —
Гремит и бьет. Вдруг что-то поддалось,
И парус разом меж снастей провис.
Внизу - там птицы темные неслись,
Бакланы с виду. "Лю!" — они кричат.
Бьют волны барк; он лег; он смерти рад.
Достигли реи. Та дрожит, дрожит,
Ее, как ветку, тяжкий парус гнет.
Матрос то встанет, то плашмя лежит
И бьет бизань, что, прыгая, поет.
Как цепи — тросы; парус — точно лед;
Он мачту гнет, в нем силы — семь чертей.
Клянут и бьются. Точно много дней,
Минуло два часа. И молний лёт
Сверкает тускло. Видят моряки,
Дрожа на рее, — целы фок и грот,
Их ветер треплет, взмахи рук легки,
А стаксели разодраны в клочки.
Грохочут марсели. В плену у волн
Вскипает дек, воды, обломков полн.
Проходит час. Маляр не чует ног
И рук, к всему он чувство потерял —
И только ветр, что душу рвет, жесток,
И только стены, что мороз сковал,
И только неба неуемный шквал:
Он в грязных хлопьях льнет, кружась, к волнам,
Что прядают на гребень с гребня. Там
Застыло время; склянки не звенят;
Века минули; вот в конце концов
Они связали мерзлых складок ад,
Скрепя бизани ледяной покров.
Едва живые, никнут к мачте. Рев
Из рупора несется к морякам:
"Эй вы! Найтовьте марсель, раз вы там!"
Звучат проклятья; каждый все ж спешит
Вверх к марса-рее — медлить недосуг.
Упорен марсель; мелкий снег слепит
И гнет сильнейшего средь них, как вдруг
Пришла подмога; силе свежих рук
Покорен парус. Лязг цепей — и вот
Опять бизань свои оковы рвет.
Вновь вяжут парус. Ровно лег канат,
Не бросив ветру складки ни одной.
Полумертвы, на ощупь вниз скользят;
Состарил их с бизанью смертный бой,
Но паруса улегся натиск злой.
"Не скачет! Повезло!" — кричит матрос.
"Да, повезло!" — ему поддакнул бос.
"Еще немного — клипер мачтой вниз
Ко дну пошел бы: талрепá трещат.
Не нравится, Маляр, Жестокий мыс?
Эй, ведра вылови, что там торчат!
Да разве это ветер? Легкий бриз!
Крепите всё!" Чуть зримый моря бег
Взметнулся, стал, окрасил в зелень дек.
Гора воды свалилась; под волной
Он погребен глубоко. Пенный вал —
Над всем — над палубой, над головой —
И клипер, лежа тихо, трепетал.
Вдруг в гибельном прыжке корабль вскричал
И лагом лег. Он видит — пена вод
Над битенгами; видит — с бака льет.
Корабль черпнул бортом. Седой волной
Маляр подхвачен, кружится. И вот
Он провалился, люк разбив ногой.
Волна ушла; и вновь волна идет.
Он — часть волны, он вместе с ней плывет.
Без сил, замерзший, полуоглушен,
Захлебывается и тонет он.
Бос выждал — вал отхлынул, тут-то он
Схватил Мазилку, улучивши миг,
И бросил к битенгам. Он разъярен.
"Здесь не бассейн для плаванья! — злой крик
Звенит. — Держись покрепче!" Вал-старик
Свалил двоих, и плюнул бос, слепой:
"Что шутка — раз, бестактность — во второй".
Вода спадала. Каждая дыра —
Звенящий смерч, и рявкнул штурман тут:
"Протри гляделки, иль не ждать добра!"
Снастей обломки с палуб все метут.
Мазилки голова в крови, и жгут
Под платьем раны, лишь сожмет канат.
Вода и небо — варево, что ад