- Не верю, - отрезал Эрнесто Гонсалес. - Ваши оранжисты не стали бы так рисковать из-за одного человека. Я уверен, что дело в другом. Вас попытались освободить, потому что вы очень важная птица. Птица куда более высокого полета, чем хотите казаться на самом деле.
- Хм. Мне бы хотелось сводить наш разговор к примитивной игре слов о птицах и полетах, но вы не оставляете мне выбора, - хихикнула рыжая ведьма. - Высоко летать - это я умею.
- Уберите ее в сторону, - приказал комиссар. - Пока что. Займемся ей позже.
И товарищ Гонсалес повернулся к трем бойцам -- к тем самым, лишенным ремней, погон и сапогов. Еще раз окинул их хмурым взглядом и отвернулся.
- Товарищи! - возвысил свой голос комиссар, обращаясь к войскам. - Бойцы Единого Народного Фронта! Защитники последнего бастиона европейской свободы! Посмотрите на них! На этих негодяев, на этих жалких и презренных трусов, бросивших оружие и оставивших свои боевые посты, в то время как их товарищи по оружию отражали предательское нападение белголландских хищников! Я спрашиваю вас и жду самого честного и прямого ответа - какой участи они заслуживают?
- НЯ, СМЕРТЬ! - одновременно рявкнули бойцы.
- Товарищ комиссар, умоляю! - один из арестованных упал на колени. - Милосердия! Вы не можете так поступить!
Товарищ Гонсалес принялся медленно расстегивать пистолетную кобуру...
Но нет! Мы не станем описывать гнусную и кровавую сцену бессудного расстрела! Мы предоставим воображению сыграть с читателем злую шутку - с каждым, в меру его порочности!
Комиссар вернул пистолет в кобуру, повернулся через плечо и зашагал прочь.
- Товарищ комиссар! - окликнул его один из жандармов. - Постойте! А как же она? Что нам с ней делать?!
Эрнесто бросил на пленницу еще один хмурый взгляд. Рыжая ведьма стояла между двух стражников и спокойно изучала кончики своих ногтей. Судя по выражению лица, она была чем-то недовольна.
- Верните ее в подвал, - коротко бросил комиссар и зашагал дальше. Довольно на сегодня. Он уже удовлетворил свою жажду крови. Теперь его влекли другие насущные и неотложные дела. Надо срочно навестить освобожденных революцией монашек в соседнем монастыре...
* *** **** ***
Несколько часов спустя, когда товарищ комиссар Эрнесто Гонсалес, снова восседал в своем кабинете и разбирался с текущими делами, на его столе зазвонил телефон.
<a name="cutid1"></a>
- У аппарата.
- Эрнесто, сукин ты сын! Как сам?
Комиссар недовольно поморщился. Генерал-капитан Гальярдо, начальник контрразведки фронта, был давно и печально знаменит своей фамильярностью, панибратством и амикошонством.
- У аппарата, - твердо повторил комиссар.
- До меня дошли слухи... - начал было генерал-капитан.
- Слухи врут, - уверенно заявил Гонсалес.
- Но я хочу лично в этом убедиться, - заявил Гальярдо.
- И как ты это собираешься сделать? - поинтересовался комиссар.
- Я высылаю к тебе моего человека. Собственно, он уже выехал, - уточнил генерал-капитан. - Все документы, мандаты и печати при нем. Ты знаешь, нам всем крупно повезло, что ты отложил расстрел. И вообще, пора кончать с этой позорной практикой.
- Необоснованный гуманизм, товарищ генерал-капитан, - нахмурился Гонсалес (пусть даже собеседник не мог видеть его хмурого лица). - Я подниму этот вопрос на ближайшем военном совете. Уверен, что другим товарищам будет что сказать по этому поводу.
- Эрнесто, да ты гонишь! - заржала трубка.
Комиссара едва не вывернуло наизнанку от подобного вульгарного анахронизма, и он поспешил бросить трубку на рычаг. Потом немного подумал и перезвонил.
- Не надо никого присылать. Я сам ее доставлю.
- Совсем другой разговор, чувак! Я всегда знал, что на тебя можно положиться! Помнишь, как прошлом году...
Эрнесто решительно не желал об этом вспоминать, поэтому трубка полетела на рычаг второй раз за последние пять минут. Больше ему не хотелось никуда звонить, поэтому комиссар просто выглянул в окно.
- Эй, ты! Как тебя там, сержант! Подгоните к центральному входу мою машину! И немедленно! Я сам ее поведу, - добавил он чуть тише.
- Устав требует, чтобы пленника сопровождала вооруженная охрана, - осторожно заметил жандарм, доставивший белголландскую летчицу и усадивший ее в машину комиссара, на пассажирское сиденье рядом с водителем.
- А я что, по-твоему, безоружен?! - рявкнул Гонсалес. - Пристегни ее наручниками, вот здесь. И проваливай!
- Есть! Виноват! Так точно! Слушаюсь!
И реквизированный "ситроен" резво покатил по горной дороге в сторону Испании.
- Наручники, - сказала она некоторое время спустя и даже поиграла с цепочкой. - Как интересно. Хотя, прямо скажем, неоригинально. Это как-то связано с переходным периодом?
- Простите? - не понял комиссар.
- Вы потеряли свои цепи, но все еще пользуетесь ими, - уточнила ведьма. - Нет ли здесь противоречия? Что по этому поводу говорит диалектика и труды отцов-основателей ваших движений?