Качая головой, Манус отбросил длинную гриву волос назад и прошел к сетям.
— Ветер, — бурчал он, поднимаясь на мачту. — Будто в этих водах будет ветер.
Еще несколько недель точно не будет. Он предлагал прошлой ночью направить всех матросов грести. Другие чуть не выбросили его за борт за такое предложение.
Канаты натянулись, его ноги соскальзывали с них. Он схватился за горизонтальную балку и хмуро посмотрел на смеющегося товарища, ругаясь под нос.
Манус взяткой попал на корабль, и все узнали об этом после того, как другой пьяный матрос разболтал об этом. Он, хохоча, раскрыл, что Манус не должен был тут находиться, но капитан пустил его за монеты.
И все шансы хорошего путешествия разбились в тот миг.
Никто не хотел на борту человека, который не знал, как работать на корабле. Манус много раз говорил им, что умел это делать. Он знал, как это делать, с тех пор, как мама опустила пальцы его ног в воду и поцеловала его в макушку.
Они ему не верили.
Проблема была и в большом рте Мануса. Он не терпел обидные слова других людей и решал проблемы кулаками. На улицах Уи-Нейлла было проще пробить путь из таверны.
На корабле? Тут была другая история.
Он забрался на вершину мачты, обвил ногами гладкое дерево, чтобы удержаться на месте. Ребра протестовали, и движениями он задевал синяки на загорелой коже.
Еще одни побои, еще один день. Сколько он уже вытерпел?
Он не мог так далеко считать.
Если так они хотели иметь с ним дело, ладно. Но он вернется на корабль снова и снова. Когда капитан прогонит его, он поищет другой корабль.
Море звало его как сирена. Оно хотело, чтобы он плыл на его больших волнах, ощущая поцелуй моря в брызгах на коже.
Манус вытащил тряпку из-за пояса и стал тереть мачту. Толку от этого не было. Боцман говорил, что очищать мачту от соли было важно. Но Манус знал, что это было не так.
Они хотели держать его подальше от настоящей работы. Оттирая палубу, он всем мешался. Он был крупным, таких на корабле не любили. И они посылали его как можно выше, подальше от глаз, говорили ему убирать и забывали о нем.
Он не был против. Он был там, где хотел быть. Мог видеть покрывало воды вокруг них. Чайки летали над его головой, дельфины прыгали в воздух с щебетом. Облака создавали узоры, которые он не мог расшифровать.
Кому не нравилась такая жизнь?
Манус остаток дня провел на мачте, спустился, лишь когда солнце скрылось за горизонтом.
Остальные спали под палубой, кроме одинокого мужчины в дозоре, сидящего на носу корабля и глядящего в море. Манус узнал его. Только этот мужчина не участвовал в постоянных избиениях, от которых у Мануса скрипели ребра.
Он тихо прошел по палубе, решив поймать мужчину.
— Не надо, Манус. У меня нет настроения.
Вздохнув, Манус опустился рядом с ним.
— Почему, Артуро? Мир достаточно мрачный, не стоит терять чувство юмора. Куда ты пойдешь, когда не сможешь смеяться?
Артуро вздохнул, сухие светлые волосы упали ему на глаза.
— Я хотел быть дома неделю назад.
— Все желания исполнить не выйдет.
— Моя жена была беременна, когда я уплыл. Стоило остаться с ней.
Манус смотрел на грязь под своими ногтями.
— Почему? Это женская работа.
— То, что я не могу ей помочь, не значит, что я не должен быть там, — Манус не ответил, и матрос отклонился и сжал его шею. — Записывай! Придет время, тебе нужно будет ухаживать за своей женой.
— Я не собираюсь жениться.
— Как так? — воскликнул Артуро. — Женщины — чудесные создания, и они дают нам повод возвращаться из долгого плавания.
— Какой?
— Теплая кровать ночью, покладистая женщина после долгой разлуки, дети, еда, чистый дом. Что еще говорить?
— Все это можно найти и в борделе.
Артуро закатил глаза.
— Да, можно. Но то не твои женщины. Они принадлежат любому, кто даст им монет. Есть что-то сладкое в том, что женщина только твоя.
— Это того стоит? Мне плевать, верна ли женщина, если она там, когда я вернулся.
— Ты не понимаешь, — Артуро покачал головой.
Манус указал на море, корабль и небо.
— Что еще? Мы тут не зря. Океан зовет нас. Море — любовница и жена! Зачем мне другая женщина?
— Потому что море не даст сыновей!
Он фыркнул.
— Мне не нужны сыновья. Я не хочу ничего оставлять после себя, и я не смогу дать им обеспеченную жизнь, какую заслуживают дети. Мой отец был жестоким, кулак его был тяжелым. Я не продолжу цикл.
— А зачем? Прерви цикл и стань хорошим.