— О, Манус, — выдохнула она, — тут мило.
Он скривил гримасу, не пытаясь изображать джентльмена. У нее был странный образ мышления. Сирша заслуживала большего, не жалкой лачуги возле моря. Она заслуживала замок, поместье с видом на море, чтобы она была близко к месту, которое они оба любили.
Но этим мечтам не сбыться.
— Вот как, — сказал он.
— Только посмотри! Ты живешь как король.
— Что?
Она прижала ладони к груди и прошла к камину.
— Что это?
— Камин.
— Для чего он?
— Чтобы согревать дом.
— Чем?
Он замер от восторга на ее лице. Манус забыл, что она всю жизнь провела в океане. Для нее все было новым. От каминов и кроватей до… его мир закружился. Ее нужно было всему учить.
— Собираю дерево, — буркнул он. — Отойди, жемчужина. Ты лишишься кожи от дрожи, если я тебя не согрею поскорее.
— Я привыкла к морю, Манус. Я в порядке.
— На кровати рубаха. Прикройся.
— Кровать?
Он указал.
— Там. Белая ткань. Натяни через голову.
— Хорошо.
Манус набил камин остатками хвороста, который собрал на несколько недель, что был дома. Зола на дне смешивалась с торфом, и запах в доме напоминал о море.
Он предпочитал обогревать дом торфом, но тот был дорогим. Он горел дольше дерева, использовать его было удобнее.
Он зажег последнюю спичку, поджег горку хвороста. Манус протянул руки к теплу, чтобы согреть ладони.
— Думаю, я закончила! — счастье звучало в ее голосе.
Он оглянулся и широко улыбнулся, еще даже не увидев, как она запуталась в рубахе. Рукава как-то привязали ее руки к бокам, ткань была наизнанку и задом наперед. Но она гордилась собой.
— Ты старалась, — его колени скрипнули, он встал и прошел к ней. — Но, боюсь, все неправильно.
— Ты не говорил, как правильно это делать.
— Нужно использовать руки, Сирша, — он потянул рукава, выпрямил их и развернул рубашку. — Не знаю, как ты это сделала. Нужно это снять, Сирша. Начнем заново.
— Все не может быть так плохо.
— Милая, я еще не видел, чтобы такой кошмар делали из рубахи.
Он сжал ткань в кулаках и стянул с нее через голову.
И потерял дыхание. Это отличалось от острова, или когда она поднималась из океана как морская богиня. Настоящая женщина стояла посреди его лачуги, и только высыхающие волосы прикрывали тело, которое он так сильно хотел.
Его щеки вспыхнули. Он говорил себе успокоить мысли. Она была почти как ребенок в этом мире, не знала даже, как правильно надеть рубаху, не понимала, как все тут работало.
И он не понял этого на острове? Сирша сидела возле него, задавала вопросы, на которые он не мог ответить, не переживая из-за приличий.
— Манус? — ее тихий шепот привлек его внимание.
— Да?
— Просто… я переживаю, что будет иначе. Я понимаю, что ты мог не хотеть, чтобы я прибыла. Ты быстро покинул остров, и мой народ пугает, знаю. Но я надеялась, что ты скучал по мне.
— Ты довольно прямолинейная.
— Я пересекла моря, чтобы отыскать тебя, Манус. Могу позволить это.
— А ты думала, как все будет, моя жемчужина? Я не умею читать твои мысли.
Она отклонила голову, темно-зеленая прядь волос скользнула по плечу, словно в танце.
— Я думала, что хотя бы получу поцелуй.
— Поцелуй?
— Это тоже прямолинейно?
Это было слишком. Женщины при мужчинах так не говорили.
Он благодарил небеса, что смертные его не искушали, и он получил женщину из моря, которая не переживала из-за приличий. Для нее важен был он, хоть он не понимал, почему, и она не давала ничему стоять между ними. Ни семье. Ни океану. Ни самому миру, ведь она пересекла его.
Манус не знал, какого бога благодарить, но навеки запомнил этот подарок.
Он рывком притянул ее к себе и прижался к ее губам своими. Она была на вкус как самое сладкое сокровище моря. Ее губы были нежным приливом, а руки — мягкими объятиями любимой.
Жар спускался от его макушки по спине. Она лишила его разума, и он ощущал только чувства.
Она была нежной, как бархат. Он сжал ладони у ее спины, пытаясь напомнить себе, что ее нельзя хватать сильно. Его пальцы могли оставить синяки на крохотной талии, хрупкие ребра могли сломаться, а он не хотел оставлять такие следы на ее плоти.
Его пальцы двигались, и он поражался ее влиянию на него. Она как-то разрушила все его попытки совладать с собой.
Манус отодвинулся, они оба тяжело дышали. Он прижался лбом к ее лбу.
— Выходи за меня, — заявил он. — Завтра или сегодня, когда разбудим викария.
— Что?
— Выходи за меня. Прошу, Сирша. Моя жизнь не та без тебя, и я не хочу расставаться с тобой.