Это она отдала. Она сама сделала выбор.
Она повернулась и пошла к столу, где сидели мужчины. С каждым шагом она слышала тихий вой забытой русалки и меланхолию моря.
10
Золотой свет, бушующее море
Манус поднял голову со стола, ворча, провел рукой по лицу, стирая остатки сна. Как долго он был тут?
Он посмотрел на догорающую свечу. Довольно долго. Свеча была новой, когда он спустился сюда, чтобы добавить правки в документ, который дал ему капитан Рамзи. Мужчина решил оформить бумаги на случай, если Манус передумает и откажется от корабля.
Но не было столько демонов в аду, чтобы переубедить Мануса. Он нанял надежный экипаж — со всеми поговорил сам, убедился, что они умеют работать. Он был готов к покачиванию волн. Неподвижность земли нервировала его.
Он склонился и потушил огонек. Тьма накрыла его теплым одеялом.
Сирше нужно было знать. Она была слишком невинной, и она не поймет, почему ему нужно отправиться одному.
Он не мог взять ее. Русалы скрывались под волнами. Их пальцы с перепонками и вытянутые лица все еще снились ему в кошмарах. Он видел, как они забирали ее у него снова и снова. Проклятая рука тянулась к нему, но они оба знали, что он не мог ее спасти.
Манус сжал кулаки. Он не мог многое, но сохранить ее безопасность было важнее дыхания. Если из-за этого придется не видеть ее месяцами, он так и сделает.
Пальцы покалывало. Он хотел коснуться ее нежной кожи, чтобы вспоминать на корабле, где он застрянет с мужчинами надолго.
Забудет ли он ее? Никогда.
Забудет ли она его?
Мысль тревожила. Ему нравилось думать, что он был незабываемым, но она слишком часто смотрела на воду. Она слышала зов сирен, как он.
— Эгоист, — буркнул он.
Он был таким. Он держал ее тут, хотя она хотела домой, но там было опасно, и мир был против них. Две стороны монеты, которые не могли увидеть друг друга.
Он встал из-за стола и опустил ладонь на поясницу. Она пошутила бы, что он старел, и Манус надеялся, что так и было. Они старели вместе, она не покинула его, как и другие жены-русалки не сделали бы.
Проверив, что все бумаги были стопкой в углу, он вышел из кабинета и направился к лестнице. Еще несколько подписей могли подождать. Пока что у него были дела важнее.
Дом был зловеще тихим, пока он шел к главной лестнице. Сирша оставалась в комнате напротив его, и он ночевал у себя. Обычай был странным, но он не хотел сплетен слуг.
Его ладонь погладила гладкое дерево двери, успокаивая мысли. Он вспомнил жену Артуро.
«Будь с ней, когда наступит буря».
А бури придут. Потому что все моряки слышали зов моря, все умерли. Если он не сможет уберечь себя, то убедится, что она будет жить в роскоши до конца жизни.
Он не бросит ее сломленной с ребенком и без денег. Он сделает все, чтобы уберечь ее.
— Господин? — тихий голос зазвучал из теней. — Можно сказать?
— Этейн? — Манус обернулся. — Что-то не так?
Милая служанка вышла из теней, сжимая пальцами ткань юбки.
— Нет, все хорошо. Дом прекрасен.
— Я верю твоим словам.
— Нам с моей сестрой тут очень нравится. Это… лучше.
Он заметил, как она запнулась. Он взглянул на лестницу в сторону своей комнаты, а потом спустился к служанке.
— Тебя что-то беспокоит.
— Просто как-то неправильно, что мы тут.
— Почему?
— Эти люди, — она указала за себя, — не как мы с моей сестрой. Они родились для таких работ. Они всю жизнь работали в таких домах, а я боюсь дотрагиваться до всего. А если я разобью вазу?
Он сунул руки в карманы.
— Тогда я куплю новую.
— Это расходы, Манус, и ты знаешь об этом.
Она легко назвала его по имени. Но они вместе выросли на улицах. Он воровал хлеб для нее и ее сестры, даже когда те смогли найти работу в борделе. Они оберегали его после смерти его матери, пока он не встал на ноги.
Она шмыгнула носом.
— Просто это неправильно. Мы бы хотели уйти, если ты не против. Просто… Может, таким, как мы, не дано подняться выше нашего статуса. Да? Может, есть люди, которые не должны так жить. Может, мы заслужили то, что дала нам судьба.
— Этейн, умолкни, — он вытащил руки из карманов и раскрыл объятия. — Иди сюда.
Она подбежала к нему, и он поймал ее в теплые объятия. Ее плечи дрожали под его ладонями, волосы цеплялись за его щетину.
— Посмотри, чего я добился. Думаешь, я смотрю на всех этих людей, думая, что не принадлежу к их обществу?
— Конечно.