— Ты несешь бред.
— Я знаю! — закричала она. — Я ощущаю, что это бред, но я сама не своя. Чего-то не хватает. Того, что должно у меня быть.
Деклан схватил ее за руки.
— Сирша, сядь. Нет, ты не будешь больше искать. Садись.
Она медленно опустилась на край испорченной кровати Мануса. Ее сердце колотилось, взгляд бегал по комнате, искал другое место, куда он мог убрать… что-то.
— Сирша, что ты потеряла? Сосредоточься.
Она замотала головой.
— Не знаю. Я не помню. Будто все, что я знала, вытекло из головы. Воспоминания. Семья. Я не могу… Деклан, я не могу.
Сирша уткнулась лицом в ладони, рыдая. Она дрожала и боялась перемен, которыми не могла управлять. Ее разум должен быть храмом.
А ощущался как тюрьма.
Он сжал ее ладони, перебирал пальцами, пока золотой свет не появился между ними. Она смотрела на успокаивающие движения внимательно. Ее сердце замедлилось, голова покачивалась, разум медленно очистился.
Деклан раскрыл их ладони. На ее ладони лежала золотая монета. Та монета, которую он дал ей в пабе.
— Сосредоточься на монете, Сирша. Отпусти мысли. Ты можешь не знать, что потеряла, но знать, где это.
Она следовала за монетой, которую он крутил пальцами. Монета была не тем, что она отчаянно хотела, но, может, он был прав. Если она расслабится, возьмет себя в руки, может, ощутит то, что хотела.
Разум Сирши успокоился до состояния транса. Деклан умело крутил монету на костяшках.
Вещь была из ее дома. Она помнила волны, чаек, но больше всего — вкус соли на языке. Ее семья была далеко под ней. Сотни детей с хвостами как у рыб и волосами как водоросли. Они собрались петь, но у них ужасно получалось.
Она мягко улыбнулась. Ее сестры не умели держать ноту. Они говорили, что оставят пение сиренам, но она знала, что это их беспокоило.
Песни были священными для русалок, и они обожали слушать музыку. Порой они подплывали к поверхности, собирались вместе и ждали, пока проплывут киты.
Когда Сирша была маленькой, она уплыла от звуков, чтобы исследовать. И в темных глубинах моря она встретила юную стражницу с такой чистой песней, что это потрясло ее душу.
— О, — прошептала она. — Я помню.
— Где это?
— Это было со мной, когда я прибыла. Но я не помню, куда убрала ее.
— Подумай, Сирша. Где это может быть?
И она вспомнила. Манус показал ей маленькую шкатулку, любимую вещь его матери. Песнь напомнила ей о стражнице, и она оставила шкатулку там на хранение.
Сирша вздохнула.
— Музыкальная шкатулка.
— Эта?
Ее глаза открылись, хотя она не помнила, как закрыла их, и она увидела шкатулку в руках Деклана.
— Откуда ты узнал?
— Это единственная музыкальная шкатулка в доме.
— Но где она была?
Он подмигнул.
— Это золото, милая. Все золотое говорит со мной.
— Открой ее.
Музыка зазвучала, как только он покрутил шкатулку. Крышка поднялась, стало видно крохотную танцовщицу. В конце песни внизу открылся выдвижной ящичек.
Внутри была маленькая витая ракушка.
— Теперь я помню, — выдохнула она. — Этот подарок дала мне мама перед тем, как я уплыла. Как я могла так легко забыть?
— Чем дальше он от тебя, чем дольше его нет, тем тебе хуже, — Деклан провел ладонью по ее голове. — Твоя связь будет подавлять тебя еще дальше.
Паника заставила ее вскочить с кровати и побежать за дверь. Она бросилась в свою разгромленную комнату. Простыни путались в ногах, но она добралась до балкона.
Вдохнув соленый воздух, она повернула ракушку в ухе.
Песня заполнила океан и небо над ней. Стражницы плакали по потерянному ребенку, горевали по русалке, которая не вернулась в их руки. Они кричали от гнева, рыдали от печали, а потом все утихло.
Сирша ждала долго, и они завыли снова.
Деклан опустил ладонь на перила рядом с ней.
— Он не вернется еще как минимум шесть месяцев.
— Я протяну так долго? — спросила она.
— У тебя есть выбор. Хочешь умереть тут, ожидая возвращения своего человека? Или хочешь умереть в руках своего вида?
— Я не могу принимать такое решение.
— Тебе придется.
* * *
— Капитан?
Манус оторвал взгляд от волн на миг и посмотрел на товарища.
— Что?
— У нас заяц.
Его любопытство усилилось, Манус склонил голову и смотрел, как мальчика бросили на четвереньки на палубу. Тощий и юный, мальчик еще не подходил по возрасту для пребывания на корабле.
Но он помнил, как был в таком возрасте и хотел стать моряком.
Мальчик заскулил, Манус прошел к нему. Ему нужно было привыкнуть к власти капитана. Манус не мог запугивать меньше, или другие подавят его. Он не мог молчать, иначе корабль не выживет.