«Морская ода» Фернандо Пессоа: О КРИТЕРИЯХ ОПОЗНАНИЯ ПРЕЦЕДЕНТНОГО ТЕКСТА
Исследование выполнено в рамках гранта Российского научного фонда (проект № 14-28-00130).
Фернандо Пессоа [1] (1888—1935) — ключевой автор португальской литературы Новейшего времени, по существу создавший португальскую поэзию ХХ века как таковую. Пессоа выступал под большим количеством гетерони- мов; их общее число чаще всего оценивается как 72 (хотя в настоящее время, с учетом архивных исследований, выявлено больше ста); основные — это Альберто Каэйро, Алваро де Кампуш, «лично Пессоа» и Рикардо Рейс. Тексты Пессоа, и прежде всего его знаменитая «Морская ода», написанная в 1915 году Алваро де Кампушем, стали прецедентными для современной европейской поэзии начиная с 1950-х годов. Пессоа билингв: английский и португальский — родные языки поэта, воспитывавшегося в Южной Африке и написавшего значительное количество стихов на английском.
Тексты Пессоа выступают как прецедентные по отношению не только к поэтическим, но и к философским текстам. В своей знаменитой работе «Манифест философии» (1989) Ален Бадью вводит формулу «Век поэтов» [2] и дает «список поэтов», которых считает главными выразителями века, так как они принимают на себя миссию философов. Именно их тексты чаще всего комментируются философами, влияют на язык и даже на структуру философских произведений. Это Гёльдерлин, Малларме, Рембо, Тракль, Пессоа, Мандельштам и Целан. Тексты именно этих поэтов рассматриваются как эталонные и вводятся в философский оборот в качестве прецедентных.
Общим параметром прецедентных текстов считается узнаваемость и отсутствие необходимости при цитировании ссылки на текст или авторов, то есть опознаются прежде всего слова; кроме того, поэтический текст может опознаваться также по формально-стиховой модели [3]. Пример Пессоа позволяет расширить диапазон параметров, которые обычно служат для выявления прецедентных текстов в культуре. Актуальными становятся модели конструирования субъекта и саморепрезентации личности поэта в литературе. Особое значение приобретает языковая (дискурсивная) модель отношения к языку, выстраивания образа языка.
Возможно, роль триггера в превращении «Морской оды» в прецедентный текст сыграл новый тип субъективации. Под термином субъективация я имею в виду возможность конструирования внутритекстового субъекта читателем и те средства, которые способствуют реализации этой возможности.
Драматический нарратив поэмы начинается, иногда прерывается и заканчивается фигурами одиночества и тоски (saudade): персонаж поэмы, то есть внутритекстовая репрезентация гетеронима Алваро де Кампуша, на лиссабонском причале смотрит вдаль, туда, где Тахо (Tejo) впадает в океан. Затем нарратив, ненадолго трансформируясь в представление платонических идей (причал становится идеей Причала, то есть эманацией Единого), тут же рассыпается во множественность, нарастающую вместе с напряжением ритма поэмы. Однако в поэтике Пессоа процесс абстрагирования подразумевает не только привычный и ожидаемый переход от конкретного к абстрактному, но и обратную процедуру — наделение идеи (выражаемой абстрактными именами, некоторые из которых даже представляют собой популярные философские термины) чувственными, телесными предикатами: Высечь водной плетью плоть моего любопытства, / Пронзить океанским холодом кости моей экзистенции... [4] Подобная поэтика оказывается чрезвычайно актуальной для поэзии конца XX века, в том числе русской (ср.: «Легчайшая ссадина единицы, расцветающая в зрачке» [5], «приторный запах лавра и обобщающей категории» [6]).
Но и субъект, смотрящий на причал, уже не идентичен сам себе — он одновременно телесный (ощущающий) субъект и мыслящая (видящая) идея без тела. Это первоначальное раздвоение по ходу поэмы сменяется множественностью субъекта (вернее, множественным субъектом): декларируется и воплощается стремление стать всем, то есть стать любой вещью — как любой вещью в ее отдельности, так и вещами в их совокупности или любыми возможными комбинациями этих вещей. Именно поэтому названия (имена) одних и тех же вещей в тексте поэмы, например морские термины или названия профессий, появляются неоднократно и в разных комбинациях, образуя нечеткие множества, которые собираются и тут же рассыпаются. Характерно, что равноположенными «вещами» становятся не только одушевленные и неодушевленные предметы, но и абстракции: Быть-вами жертвами — мужчинами, женщинами, детьми, шхунами / <...> быть временем, и кораблями, и волнами... Двадцатью годами позже на сходном приеме будет основано знаменитейшее стихотворение «Мне жалко, что я не зверь...» Александра Введенского, которое сам поэт назвал «философским трактатом»: «Мне жалко что я не чаша, / мне не нравится что я не жалость...» [7]
Множественность субъекта воплощается в неопределенности и транзитивности я и мы, мы и вы. Субъект «Морской оды», с одной стороны, обозначает себя как того, кто объединяет себя с пиратами, участвуя в их зверствах (здесь, казалось бы, явно прослеживаются ницшеанские мотивы), и в этом смысле предлог «с» концептуализируется как «объединение-с» иным, другим: Я хочу идти с вами, я хочу идти с вами... С другой стороны, он сам и есть пираты, а также покорное пиратам существо, полностью растворившееся в том, что происходит. Однако подобная, казалось бы, противоречивая субъективация не разворачивается в тексте как бинарная оппозиция. В этом сосуществовании противоположностей в субъекте можно усмотреть и женскую идею, не позволяющую смоделировать субъект как непротиворечивое целое, недаром женские метафоры очень значимы в тексте поэмы.
1
Имя Фернандо Пессоа мало знакомо широкому русскому читателю. Существует некоторое количество переводов на русский язык. В частности, в 1989 году вышла книга с переводами Е. Витковского, Б. Дубина, А. Гелескула, Ю. Левитанского, Б. Слуцкого и других. Однако наиболее значимые и новаторские произведения, именно те его тексты, которые можно считать эталонными (точнее, прецедентными) для современной европейской поэзии, и в первую очередь «Морская ода», написанная от имени его гетеронима Алваро де Кампуша, не были переведены из-за трудности текста, большого объема и в какой-то степени из-за «эпатажного» содержания.