А в марте — начале апреля 1881 года, когда работа над судостроительной программой близилась к окончанию, по приказанию А.А. Пещурова адмиралам и офицерам были разосланы специально отпечатанные брошюры: «Вопрос о постройке новых броненосцев в Италии», написанную адмиралом И.А. Шестаковым, а также «О значении броненосных судов для германского флота» и «О северном германском союзном флоте», вышедшие без подписи, но принадлежавшие, скорее всего, перу Н.А. Неваховича[168]. Последние брошюры должны были не только обосновать значение броненосцев, но и обратить внимание моряков на быстрое усиление германского флота. Вслед за ними по тем же адресам отправились литографированные копии записки А.А. Пещурова от 26 апреля.
Не все еще адмиралы успели получить их, как в Петербурге произошли события, предвещавшие близость кадровых перемен в Морском министерстве. Начались они вскоре после убийства 1 марта 1881 года народовольцами императора Александра II. Для моряков не было секретом, что взошедший на престол под именем Александра III наследник цесаревич весьма критически относился к сложившимся «под шпицем» порядкам. Разумеется, этим не замедлили воспользоваться заинтересованные в переменах лица. Едва 2 марта высшие военные и гражданские чины империи принесли в Зимнем Дворце присягу на верность государю, как 3 и 4 марта главный командир Санкт-Петербургского порта, вице-адмирал Г.И. Бутаков препроводил в канцелярию министерства доклады руководимой капитаном 1 ранга Н.В. Копытовым конторы над портом, от 12 и 25 февраля, с обоснованием необходимости снижения цен на корпус фрегата типа «Минин» и паровые машины, строившиеся на Балтийском заводе[169].
Завод, одно время принадлежавший английскому акционерному обществу, в 1876 году преобразованному в русское, контрольный пакет акций которого выкупило Морское министерство, пользовался значительной свободой и покровительством великого князя Константина Николаевича. Его директор, М.И. Кази, сумел сохранить не только многих инженеров-англичан, но и налаженные связи с британскими поставщиками, у которых, по сути дела в нарушение законов об употреблении в судостроении исключительно отечественных материалов, закупал сравнительно дешевые железо, сталь и готовые механизмы. Балтийский завод постоянно получал заказы, и хотя качество, как и сроки исполнения оставляли желать лучшего, к началу 1880-х годов оказался единственным предприятием министерства, способным строить наряду с корпусами кораблей машины большой мощности. В его оборудование, судя по всему, через посредство князя Э.А. Ухтомского было вложено до четверти миллиона рублей из личных средств генерал-адмирала[170].
Данное обстоятельство и непрерывная практика позволили настолько наладить производство, что конкуренция с заводом стала весьма трудной не только для казенных, но и для частных российских предприятий.
Однако привилегированное положение Балтийского завода, который в Морском министерстве называли «великокняжеским», намекая на участие в прибылях Константина Николаевича, устраивало не всех моряков. Правда, открыто выступить против такой льготы долго не решались. Это стало возможным лишь с воцарением Александра III. Новый монарх откровенно недолюбливал своего дядю за разорительные эксперименты в судостроении, псевдолиберализм, скверный характер и безнравственность (открытое сожительство с А.В. Кузнецовой). 17 марта государственный секретарь Е.А. Перетц отметил в дневнике, что император сказал о Константине Николаевиче своему брату, великому князю Владимиру Александровичу: «Я не могу его видеть; пусть уедет он, куда хочет»[171].
М.И. Кази, управляющий Балтийским заводом в 1877–1893 годах
Г.И. Бутаков, разделявший чувства царя к генерал-адмиралу и его окружению, включая М.И. Кази, игнорировал едва ли не прямые приказания А.А. Пещурова заключить контракт с Балтийским заводом, что раздражало великого князя к удовольствию недоброжелателей последнего, среди которых были такие влиятельные фигуры, как К.П. Победоносцев и Н.М. Баранов. Наконец, 11 мая 1881 года, по окончании сессии Государственного Совета, Константин Николаевич отправился в свое крымское имение Орианду. А утром 19 мая А.А. Пещуров получил высочайшее повеление безотлагательно представить проект указа о временном замещении должности генерал-адмирала великим князем Алексеем Александровичем, принявшим это назначение без энтузиазма[172].
На следующий день Александр III в Гатчине подписал подготовленный указ, затем 23 мая вызвал к себе близкого Константину Николаевичу А.В. Головнина и приказал ему передать великому князю, чтобы он просил об отставке с постов генерал-адмирала и председателя Государственного Совета[173].
В понедельник, 25 мая, во время очередного доклада управляющего министерством, Александр III, по словам А.А. Пещурова заметил, что прежние планы создания морских сил, превосходящих соединенные флоты соседей России, неосуществимы, так как «Германия не допустит нас не только превзойти ее морские силы, но даже сравняться с ними, не говоря уже о других балтийских наших соседях, и что нам остается некоторая свобода действия лишь на Черном море, где нам и следует сосредоточить свою морскую деятельность»[174].
Передав разговор с императором великому князю Алексею Александровичу в записке от 3 июня 1881 года, управляющий министерством высказал и свое убеждение в том, что западные державы никогда не позволят, чтобы Россия впредь воевала с Турцией один на один, тогда как подобная война с Германией вполне вероятна. Он писал, что существующий Балтийский флот в состоянии обезопасить Кронштадт и столицу от нападения с моря, но нужно усилить его настолько, чтобы предотвратить высадку неприятельского десанта на российской территории.
Кроме того, ему представлялось необходимым обеспечить флоту способность проводить активные операции против германских и шведских портов и даже «сразиться с германским флотом по крайней мере при равных шансах на успех. Если мы достигнем этого условия, то этим самым достигнем возможности действовать с моря наступательно против Германии, Кроме этих трех целей Балтийский флот, как флот имеющий свободный выход на просторы океана, должен выделять из себя и те отряды, которые при различных политических случайностях представляется необходимым посылать нам в Средиземное море или Восточный океан»[175].
Заметив, что сильный флот на Черном море нужен России только для завоевания Константинополя и проливов, которое неизбежно вызовет вмешательство других держав, адмирал, решительно расходясь со мнением императора, отдавал предпочтение развитию морских сил на Балтике. Вместе с тем, сообщив великому князю о повелении Александра III тщательно обсудить его мысли, А.А. Пещуров указал на необходимость испросить высочайшее разрешение на созыв совещания с участием военного министра и министра иностранных дел. Непонятно, почему он не включил в число участников министра финансов, позиция которого, учитывая известные проблемы с бюджетом, имела существенное значение и могла повлиять на итоги будущего совещания. В подготовленной тогда же программе управляющий предложил рассмотреть вопросы о том, какие действия флота имеет в виду военное ведомство при столкновениях с Германией и Турцией. Причем, не касаясь высадки на берега Босфора, А.А. Пещуров интересовался, планируют ли армейцы «какие-либо десантные операции к германским берегам». От дипломатов требовался перечень тех пунктов Тихого океана, где следовало держать станционеров[176].
169
РГАВМФ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 12. Л. 267 об — 268; см.
170
РГАВМФ. Ф. 26. Оп. 1. Д. 20. Л. 214; Ф. 410. Оп. 2. Д. 2147. Л. 58; Ф. 4. Оп. 1. Д. 12. Л. 204 об; Дневник Е.А. Перетца (1880–1883). М.; Л., 1927. С. 91.