Глава 9
Морское ведомство в 1881 году. Смена руководства
Для полноты характеристики разных элементов морской политики начала 1880-х годов следует сделать ряд дополнительных замечаний.
23 декабря 1880 года в Морском музее состоялась очередная военно-морская игра под руководством вице-адмирала Г.И. Бутакова. Составленная кэптеном Ф. Коломбом и получившая широкое распространение в Англии, она была в 1879 году привезена оттуда капитан-лейтенантом графом Г.М. Ниродом и с тех пор активно пропагандировалась прапорщиком корпуса флотских штурманов Н.Н. Беклемишевым. Первое время петербургские моряки, по предложению Н.В. Копытова, играли в Соляном городке, при IV отделе Императорского русского технического общества, в котором тогда председательствовал генерал-майор Н.Ф. Эгерштром, и лишь затем перебрались в зал Морского музея, занимавший часть башни Главного Адмиралтейства. Кронштадтцы познакомились с игрой 17 марта 1880 года, когда Н.Н. Беклемишев сделал о ней сообщение в зале кронштадтского Морского собрания, завершив его показательным состязанием с лейтенантом Н.Н. Шеманом при судействе капитана 1 ранга В.А. Давыдова[221].
После безуспешных попыток капитан-лейтенанта С.А. Скрягина возродить устаревший отечественный вариант игры, разработанный еще в 1848 году лейтенантом В.К. Войтом, стало очевидным, что основным средством развития тактического мышления флотских офицеров и впредь будет усовершенствованная Г.И. Бутаковым игра Ф. Коломба.
Недаром ей уделяли внимание многие просвещенные моряки. До конца 1880 года занятия посетили: управляющий министерством, контр-адмирал А.А. Пещуров, сразившийся с председателем артиллерийского отделения МТК, вице-адмиралом С.П. Шварцем, директор Инспекторского департамента, контр-адмирал М.Я. Федоровский, старший флагман Балтийского флота, вице-адмирал В.А. Стеценко, младшие флагманы контр-адмиралы Ф.Я. Брюммер, В.П. Шмидт, А.Е. Кроун, младший флагман Черноморского флота, контр-адмирал А.И. Баженов, начальник Морского училища и Николаевской морской академии, контр-адмирал А.П. Епанчин, член Конференции академии, контр-адмирал Р.А. Мирбах, капитан над Санкт-Петербургским портом, капитан 1 ранга Н.В. Копытов, директор министерской канцелярии, капитан 1 ранга Н.И. Казнаков, командиры судов, капитаны 1 ранга А.А. Корнилов, В.Г. Басаргин, заведующий Минным офицерским классом, капитан 1 ранга В.П. Верховской, начальник штаба главного командира Кронштадтского порта, капитан 1 ранга М.Н. Кумани, капитан 2 ранга И.М. Диков и другие[222].
В начале марта 1881 года, после переноса артиллерийского полигона с Волкова поля на Охтенское, состоялись первые в России успешные стрельбы снаряженными пироксилином снарядами в железные плиты толщиной до 152 мм. В отличие от снаряженных порохом, эти снаряды разрывались уже пробив броню. Спустя полгода, по инициативе Артиллерийского комитета была установлена «связь между опытами, производимыми артиллерийским и морским ведомствами» и налажен обмен информацией об испытаниях новых образцов оружия. В состав комитета был введен представитель Комиссии морских артиллерийских опытов, полковник Р.В. Мусселиус[223].
А 22 декабря генерал-майор Ф.В. Пестич на заседании IV отдела Императорского русского технического общества заявил о необходимости перейти к барбетной установке орудий, практикуемой в Англии и Франции, ввести единые станки для корабельной и береговой артиллерии, унифицировать ее снабжение и установить единообразие в обучении судовых команд[224].
С февраля 1881 года из Берлина, от Н.А. Неваховича стали поступать сообщения об увеличении морских смет, включавших ассигнования на усиление обороны Киля и отработку высадки десантов, об обсуждении планов строительства канала между Кильской бухтой и устьями Эльбы, о поездках офицеров германского Генерального штаба по балтийскому побережью[225].
Некоторые донесения о военных приготовлениях Германии привлекли внимание Александра III, пожелавшего узнать, в какой мере они отражают намерения соседней державы[226]. Запросили посла в Берлине. И хотя П.А. Сабуров постарался рассеять подозрения императора, а подписание 6/18 июня 1881 года австро-русско-германского договора и свидание Александра III с Вильгельмом I в Данциге 28 августа/9 сентября несколько стабилизировали обстановку, игнорировать объективное нарастание угрозы западным границам государства было нельзя.
Впервые план их укрепления наметило стратегическое совещание 1873 года под председательством Александра II. План долго уточнялся и был утвержден императором лишь после кризиса в отношениях с Германией, 26 февраля 1881 года. Убийство Александра II приостановило его реализацию, но в марте 1882 года совещание генералов под председательством нового военного министра, генерала П.С. Ванновского подтвердило необходимость создания укрепленного плацдарма у слияния Вислы и Нарева для обеспечения мобилизации и развертывания российской армии. 27 марта заключения совещания утвердил Александр III[227].
Вскоре были подготовлены проекты фортификационных сооружений Ковно, Осовца, Варшавы и Новогеоргиевска. Однако чтобы обезопасить плацдарм от обхода с фланга, линию крепостей следовало довести до балтийского побережья, укрепив на нем один из портов. В этом вопросе интересы Военного и Морского Ведомств соприкасались, но не совпадали полностью. Первое больше заботилось о предотвращении неприятельского десанта в тыл приграничной оборонительной линии, второе искало незамерзающий порт.
Поиски незамерзающего порта, начало которым положил еще Петр I, выбравший для новой базы Балтийского флота расположенный к западу от Ревеля Рогервик, работы по оборудованию которого из-за недостатка средств были прекращены в 1768 году, продолжались до конца XIX века. Особенно активизировались они после Крымской войны. Образованный в 1856 году Комитет по береговой обороне, под председательством великого князя Константина Николаевича, вернулся к идее использовать Рогервик, с 1762 года именовавшийся Балтийским портом (ныне — Палдиски). Однако этому вновь помешали финансовые затруднения. В ноябре 1867 года капитан 2 ранга Р.А. Мирбах, воспитатель детей Константина Николаевича, от имени частного железнодорожного общества предложил обустроить Виндаву (Вентспилс), проложив туда дорогу и совместно с Министерством путей сообщения реконструировав ее небольшой торговый порт. Р.А. Мирбаха поддержал Н.К. Краббе, но железнодорожники предпочли Либаву (Лиепаю). Тем не менее, план соединения Виндавы с железнодорожной сетью страны не был забыт. В январе 1881 года Министерство путей сообщения вновь вернулось к нему и запросило мнение А.А. Пещурова, возможно, поэтому Виндава фигурировала в решениях Особого совещания 21 августа. 10 ноября управляющий сообщил путейцам, что считает ее наиболее подходящим местом для зимней стоянки военных кораблей[228]. Правда, спустя три недели комиссия под председательством великого князя Алексея Александровича указала на Балтийский порт, но это решение не стало окончательным.
Новый порт требовался для размещения кораблей, значительную часть которых еще предстояло построить. Железное же судостроение в России, как отмечалось выше, имело ограниченные возможности. Самым слабым его местом оставалось конструирование и изготовление паровых машин и вспомогательных механизмов, чем занимались преимущественно такие заводы, как Балтийский, Берда и Ижорские адмиралтейские. Некоторые предприятия, подобно Невскому заводу, переориентировались на производство паровозов и иной техники. Но спрос на нее, после всплеска казенных заказов в 1877–1878 годах, упал, вернуться же к судостроению им мешало отсутствие соответствующего спроса: скудные средства основного потребителя — Морского министерства не позволяли обеспечить работой даже казенные верфи. Кроме того, российские машиностроители отнюдь не шли в голове технического прогресса.