И действительно, даже самый строгий и самый взыскательный читатель не пройдет мимо лучших рассказов Хосе де ла Куадры. Быть может, он улыбнется смятению деревенского священника, преступившего законы церкви во имя спасения чести умершей женщины, или упорству старой индианки, которая отказалась уехать из дома, откуда видно дерево, возле которого в дни далекой молодости поцеловал ее муж. Быть может, и улыбнется. Но не насмешливой, скептической улыбкой, а доброй и сочувственной. И такая улыбка — уже отклик, уже не равнодушие.
В коротких рассказах отчетливее видна поэтичность художественного дарования Хосе де ла Куадры. Автора «Морской раковины» можно назвать рассказчиком-поэтом. Его маленькие новеллы и по своему строю, и по своей музыкальности напоминают стихи. Сходство с ними — в сознательных повторах-рефренах, которые рассыпаны по всем страницам: это может быть имя гуаякильской девушки, которое никак не вспомнит автор («Морская раковина»), это улыбка доньи Эдельмиры, улыбка, от которой мороз по коже («Странный выбор»), или розовое пламя свечи, что окрашивает румянцем щеки покойной Хенары («Старая дева»). С поэзией сближает рассказы Куадры и подчеркнутый ритм прозы, и ритмические переходы, и звучащие паузы, которыми писатель временами увлекается сверх меры. Даже расположение строк, бесконечные абзацы последних страниц рассказа «Замок» смотрятся как стихотворение.
Особую легкость и теплоту обретают рассказы Куадры оттого, что в них присутствует сам рассказчик. Его вторжение в действие нисколько не разрушает, а, напротив, укрепляет ощущение реальности. Авторское замечание, авторская усмешка, несколько грустных теплых слов появляются чаще всего там, где рассказу грозит опасность впасть в сентиментализм или в занимательность анекдота.
Разве могла бы так легко и сочувственно читаться все та же «Морская раковина» — не введи писатель в ее текст размышлений о тенденциях современного рассказа, о судьбе писателя? Разве могли бы оригинальная композиция и сочные характеристики окончательно сиять с рассказа «Сельва в пламени» сходство с «судебным делом» — не найди Куадра для него рамки из окрашенных мягким юмором рассуждений о злосчастной доле репортера скандальной хроники нью-йоркского журнала? А как выиграл от авторского «я» рассказ «Гуасинтон». Сколько лирики, душевности в истории властителя монтувийских рек, каймана, получившего прозвище Гуасинтон. Рассказ написан человеком, умеющим разглядеть и смешное и поэтическое в самых неожиданных ситуациях, и его лукавая улыбка отлично вплетается в орнамент индейских сказаний.
Не все одинаково удалось писателю. Нельзя не заметить композиционной неслаженности «Бродячих музыкантов», несобранности «Кубильо, искателя стад». Есть некоторая надуманность в «Госте» или в ранней миниатюре «Любовь, которая молчала». Но лучшие рассказы Куадры точны по рисунку и не схематичны, эмоциональны и не мелодраматичны, легки и не легковесны, поэтичны и не манерны.
В этих рассказах мы встретились с большим художником, который на языке подлинного искусства поведал нам правду о своей родине и ее людях.
Э. Брагинская
МОРСКАЯ РАКОВИНА
Рассказы
Гибель «Тереситы»
тарый моряк чертовски волновался, рассказывая нам эту коротенькую и трогательную историю. И если его волнение никак не вязалось с окружающей обстановкой — уголком шумного клуба, неподалеку от зала, где под назойливые звуки нескончаемого чарльстона танцевала молодежь, — то оно было вполне оправдано тем, о чем говорил моряк.
— Прошло с тех пор лет двадцать или больше. Я, тогда еще совсем зеленый юнец, служил гардемарином на эсминце «Освободитель Боливар», крупнейшем корабле нашей республики. Мы возвращались из морского плавания к Галапагосским островам. Первую стоянку после перехода через Тихий океан мы совершили на острове Саланго, а затем, идя вдоль берега Монаби, легли в дрейф между мысом Аямпе и Оркадскими островами, чтобы провести артиллерийские учения.
— Суровое море в этих местах, — прервал рассказчика один из слушателей.
— Да, здесь море сурово, — продолжал моряк, — вот почему капитан и выбрал этот район для обучения новичков-артиллеристов меткой стрельбе. Огонь приходилось вести по движущимся и малым мишеням: старой шлюпке, плавающему бревну, бую. Учения продолжались два дня. На рассвете третьего мы должны были, сейчас уже не помню, по какой причине, включить машины и взять курс на север. Двигались до тех пор, пока не оказались сравнительно на небольшом расстоянии от Оркадских островов. В пути, разумеется, продолжали наши учения.