Спускаясь по Дону и на Азовском море Петр продолжал рассчитывать и вычерчивать контуры кораблей… Теперь настала пора воплотить задуманное в жизнь.
— Нынче сам видишь, уже совершенно камень в основание Санкт-Питербурха положен. Поезжай на верфи, Федосей, захвати-ка мой чертежик, который с тобой мараковали на Азове. Готовь стапель. Изыскивай дуб для строения, а я буду к зиме, заложим наш первенец и обзовем его «Полтавой» в честь нашей виктории.
Скляев отправился не один. Вместе с ним ехал Собакин.
— Наш контр-адмирал, — смеясь сказал он Скляеву, — погоняет: «Езжай, мол, на свои верфи, там дело не терпит, бригантины и галеры скоро понадобятся, Выборг пойдем воевать…»
Петр в тот же день уезжал к Перевалочны, вдогонку шведам. Только что прискакал гонец от Меншикова с радостной вестью:
— У переправы через Днепр шведский генерал Левенгаупт сдался с войском в плен. Пленено тыщ пятнадцать, не менее.
Царь без промедления отправился к Меншикову, но не забыл и про Скляева:
— Вручишь от меня адмиралтейцу Колычеву и друзьям нашим Наю и Козенцу подарки в память о славной виктории. — Денщик приволок большой сверток: в шведскую палатку были завернуты три изящные офицерские шпаги шведов.
Друзей провожал Сенявин, царь пока не отпускал его от себя:
— Кланяйтесь братанам моим в Питербурхе. Везет вам. Поди, еще на взморье выскочите не раз под парусами, соленого ветра хлебнете, а здесь-то пресно.
— Не скажи, — возразил Скляев, — вон Алексашка еще за шведом гоняется, добивает Карла где-то на Днепре.
Собакин хитровато прищурился:
— Хаживал когда-то в былую пору Алексашкой, а нынче не чета, светлейший князь Ижорский Александр Данилович.
— Не подступись к нему, — поддержал его Федосей, — в фельдмаршалы метит.
— Ну, как сказать, други, — возразил Наум, — што ни говори, а своей шкурой все добывает, под пули лезет, а дела творит знатные, на общую викторию шведов разоряет. Да и чего греха таить, Бог его умом не обидел.
Одним из первых поле боя под Полтавой покинул король Карл XII. Впервые генералитет видел своего предводителя в подавленном состоянии.
Время еще отпустило шанс на спасение армии, и Левенгаупт, наблюдая, как король, болезненно морщась, взбирается через силу на коня, задал один вопрос:
— Ваше величество, как быть?
Король вяло отмахнулся, безучастно глядя вдаль:
— Делайте что хотите.
За все девять лет войны такого еще не случалось…
Левенгаупт не заставил себя ждать и, едва отъехал король, без промедления отдал приказ: «Отступать!»
Два дня без передышки откатывалась на юг некогда непобедимая армия. Без отдыха и еды войска теперь гнал вперед страх неизбежного плена.
Спустя два дня вечером на высоком берегу у Перевалочны король и его спутники перевели дыхание. Внизу перед взором запыленных и измученных всадников катил свои волны многоводный, привольный Днепр. Под обрывом, подбиваемые волнами, колыхались несколько десятков бревен.
Мрачный, с почерневшим от усталости лицом, дергал седые усы престарелый Иван Мазепа. Он знал, что его участь решается в эти мгновения и у него один исход.
Словно читая мысли гетмана, король с болезненной улыбкой проговорил:
— Надеюсь, что я не умру побежденным.
Между тем окружившие их генералы поняли, что каких-либо надежд на спасение нет… На берегу нет ни одной лодки, а подходившие измученные солдаты вряд ли сумеют противостоять русским, которые наверняка преследуют их по пятам.
Первым нарушил молчание генерал Крейц.
— Ваше величество, если нас настигнет только кавалерия, то мы отобьемся, но если явится вся русская армия, нельзя предвидеть, что случится. — Генерал сделал паузу и добавил: — Ваше величество должен укрыться за рекой и не рисковать жизнью.
Карл, видимо, пришел в себя. Он подозвал Левенгаупта:
— Вы с Крейцем остаетесь, чтобы сдержать русских. Постройте войска, отразите атаку русских и отходите к Очакову. Я буду ждать вас там. Со мной едут Гилленкрок, Спарре и Лагеркрун. Отрядите для сопровождения тысячу мушкетеров.
Король окончательно избавился от меланхолии и на прощание сказал Левенгаупту:
— Поспешайте к Очакову. Мы соберемся с силами, получим подкрепление из метрополии и покажем русским, как умеет воевать шведский солдат.
Король с охраной при помощи Мазепы и запорожцев переправились через Днепр поздней ночью. Но солдаты, узнав о бегстве короля, пытались поодиночно переплыть реку, и лишь немногим смельчакам удалось достичь противоположного берега.
Ранним утром русская конница Меншикова начала окружать полки Левенгаупта. Шведский генерал не знал, что у Меншикова в два раза меньше войск, и запросил перемирия.
Меншиков, не растерявшись, ответил парламентеру кратко:
— Поздно спохватился ваш генерал. Толковать о примирении не будем, токмо полон всего войска.
Князь отказался дать время даже на размышление, и генерал Крейц начал переговоры о сдаче…
Капитуляция шведов подходила к концу, когда у Переволочны появился Петр. Узнав, что король с Мазепой успели скрыться, немедля отрядил за ними погоню — бригадира Кропотова с двумя драгунскими полками.
Следом послал князя Волконского.
— Бери две тыщи драгун, — наказал он Волконскому, — и ежели схватишь Карла, вези ко мне. Но, чур, обходиться с ним, яко с монархом, по чести и учтиво….
Напрасно ждал Карл своего верного Левенгаупта с войском. Спустя неделю на переправе через Буг русские драгуны настигли короля. Половину охраны взяли в плен, остальные разбежались.
Карл с Мазепой и двумя десятками запорожцев чудом спаслись и бежали к туркам в Бендеры.
Отдышавшись в Бендерах, Карл только теперь осознал, что после гибели армии и бегства с поля боя нечего и думать о возвращении с позором на родину. Что Делать? Задумал уговорить султана дать ему войско, иначе, убеждал он турок, царь Петр теперь, осмелев, наверняка будет угрожать Османской империи. Любым способом надо задарить визиря, ублажить турецкий Диван, авось клюнет…
А пока он, быть может, с целью выиграть время, впервые запросил мира у своего противника и направил к царю парламентера.
— Передайте царю Петру, — сдерживая горечь досады, инструктировал он генерала Майерфельта, — что мы снизошли и согласны заключить мир на тех условиях, что предлагал царь прошлым годом.
Не учел одного тщеславный и самонадеянный король: нынче роли переменились.
Выслушав королевского парламентера, Петр усмехнулся: «Шалишь, братец, нынче ветер переменился и дует в мои паруса».
— Брат Карл будто образумился. Так передайте ему, что все отвоеванное нами, всю Лифляндию и вдобавок Выборг, должно нам уступить.
Разгневанный король отверг предложение царя. Привык Карл диктовать свои условия противникам…
Пришло время сообщить в родное королевство о происшедшем. Не в привычке кичливого Карла признаваться в поражении.
Разные слухи долетали летом 1709 года до столицы Швеции. Поговаривали об успешном продвижении войск в России, чуть ли не о разгроме русских и вступлении короля в Москву. Шведские солдаты, как всегда, бодры и веселы, и неприятель всюду отступает…
Но вот, после долгого молчания короля, в Стокгольм долетели вести из далеких Бендер. Как оказалось, ничего страшного не произошло. «Прошло значительное время, как мы не имели сведений из Швеции и мы не имели случая послать письма отсюда. В это время обстоятельства здесь были хороши, и все хорошо происходило, так что предполагали в скором времени получить такой большой перевес над врагом, что он будет вынужден согласиться на заключение такого мира, какой от него потребуют, — непринужденно начал король, — но вышло благодаря странному и несчастному случаю так, что шведские войска 28 числа прошлого месяца потерпели потери в полевом сражении. Это произошло не вследствие храбрости или большей численности неприятеля, потому что сначала их постоянно отбрасывали, но место и обстоятельства были настолько выгодны для врага, а также место было так укреплено, что шведы вследствие этого понесли большие потери. С большим боевым пылом они, несмотря на все преимущества врага, постоянно на него нападали и преследовали его. При этом так случилось, что большая часть пехоты, погибла и что конница тоже понесла потери. Во всяком случае, эти потери велики. Однако теперь заняты приисканием средств, чтобы неприятель от этого не приобрел никакого перевеса и даже не получил бы ни малейшей выгоды». Так благодушно повествует о своем поражении король и просит у Государственного совета подкрепления и приказывает ужесточить отношение к русским пленным в Швеции.