— В самом деле, ты, Федор, мастак, а одному-то такое невмочь.
— Вот-вот, — засмеялся видимо польщенный Салтыков, — теперь ты доглядывай, што я недосмотрел. С экипажем столкуйся, особливо с капитанами. Тебе с ними в схватку на море вступать.
— Верно сказываешь, — проведя рукой по шершавой, с облупившейся краской мачте, согласился Сенявин, — тута работ на месяц.
— Правильно, — в тон ему ответил Федор, — но токмо на одно судно, а их еще два, — кивнул он в сторону стоявших рядом на якорях «Рандольфа» и «Эсперанса» и показал на открытые орудийные порты. — Не позабудь пушки оглядеть, а мне, брат, днями в Лондон отъезжать. Там еще пяток корабликрв присмотрел. Кто за ними-то притопает?
— Слыхал от Апраксина, будто братца моего, Ивана, снарядят.
— Ежели никого не пришлют, с англичанами отправлю…
По пути в Лондон Салтыков заехал в Гаагу к послу, князю Борису Куракину. Почти одногодки, они пока не расходились во взглядах на затеянное царем Дело по покупке кораблей.
Вместе они «волонтерами» отправились за границу с Великим посольством царя в 1697 году. Там пути их разошлись. Куракин поехал в Венецию, Салтыков — в Голландию.
Оба они выделялись из среды близких «дружков» царя, Меншикова, Скляева, Кикина и прочих «подлого» звания, своей боярской родословной.
— Покуда, Федор Степанович, государь исправно переводит деньги для оплаты моих векселей.
Куракин знал, что, выполняя царские наказы, Салтыков мечется туда-сюда, покупает суда во французском Дюнкерке, Гамбурге, Амстердаме. В последнее время он обосновался в Англии, убедился, что на лондонских верфях строят добротно и расчетливо по « пропорциям ».
Об этом же напомнил ему и Куракин перед отъездом:
— Днями получил от государя письмецо, — посол достал из шкатулки вчетверо сложенный лист, — для вас, пишет государь, купить корабли пять или больше, а по конечной нужде три от шестидесяти до сорока осьми пушек, чтоб были доброй пропорции. Веревки и паруса каковы есть и запасных не надобно, ибо дома дешевле оное найдем. — Куракин отложил письмо и поднял глаза: — Государь, как всегда, о копейке печется…
В Лондоне Салтыков еще раньше сговорился о покупке пяти кораблей. Теперь следовало проверить все тщательно и лишь потом оформлять купчую. С утра до вечера досматривал — как всегда, на совесть — один корабль за другим. Поздним вечером возвращаясь в свою скромную каморку, Федор при свече принимался за другую, по его мнению, весьма важную работу.
Пятнадцать лет назад, впервые очутившись в Европе, Федор с изумлением взирал на жизнь и быт в Голландии. Все там отличалось от устоев жизни на его родине. Присматриваясь, он с горечью подмечал добротность и аккуратность в работе на верфях, порядок и уютность в домиках простых плотников и кузнецов, отлаженное времяпрепровождение, меру в питие, обходительность горожан друг с другом. Но кое в чем уже тогда Федор оказался на высоте.
Как-то царь познакомил его с бургомистром Амстердама Николаем Витсеном. Тот занимался географией. Заметив пристрастие Салтыкова к наукам, показал Федору свое сочинение «Северная и Восточная Татария», как называли тогда в Европе Сибирь. Увидев карту, Салтыков заспорил с Витсеном:
— Сия карта не есть истинная, у вас не можно добраться морем по северу от Енисея и Лены до Амура и Епона с Китаем. А сие совсем не так.
Витсен в недоумении посмотрел на Салтыкова:
— Позвольте, но я составил карту по документам из России. Откуда вам известно другое?
Салтыков сразу же ответил:
— Много лет проживал я в Тобольске с батюшкой. Зрил там немало доношений казаков наших Дежнева да Атласова, которые хаживали морем вокруг Святого Носа на Чукотке из Колымы к Анадырю.
Салтыков уверенно провел пальцем по карте, где Витсен изобразил сплошной материк, соединенный с Америкой.
— В том месте нет перешейка, а есть море-океан, но льды великие…
Еще в то время Салтыкова мучила обида за неустройство жизни на родине. Насмотрелся сын воеводы и в Москве, и в Тобольске, и в других местах на лихоимство и казнокрадство разных чинов, беспробудное пьянство и забитость «подлого» звания людей, произвол и беззаконие правителей больших и малых.
Теперь, в Лондоне, долгими вечерами и ночами просиживал он, собираясь с мыслями, излагал свое видение для обновления жизни в России.
Накануне нового, 1713 года решился поделиться своими замыслами с царем:
«При сем доношу вашему величеству, — писал он, сообщая о покупке кораблей, — между повелительными вашими указы, в свободное время, будучи здесь, прилежно потщился выбрать из правления уставов здешнего английского государства и прочих европейских, которое приличествует токмо самодержавию, а не так, как республикам или парламенту, по которому учинить в ваших государствованиях в прибылях, как внутренних, так и внешних, вновь доходы великие, которые еще у нас неведомые, а людям ни малой тягости не будет; такожде всенародное обучение во всяких свободных науках и во всяких художествах может исправиться и сравнятися в краткое время со всеми лучшими европейскими государст-вы, по образу, как и здесь сочиняется ныне, и ежели в. в-во изволите ко мне премилостивый свой указ прислать при подписании вашей властной монаршей руки, чтоб оное прислать, я немедленно сие учиню пунктами со всякою аккуратностью и демонстраци-ею и пришлю с нарочным курьером».
Канцелярией у Салтыкова с недавних пор заведы-вал секретарь Василий Шапкин. Его рекомендовал Федору сам Алексей Макаров, кабинет-секретарь царя Петра, которому Василий приходился племянником. Весьма прилежный и аккуратный, окончивший в свое время Навигацкую школу, он вел переписку с многочисленными коммерсантами, предлагавшими на продажу военные суда. Салтыков доверял ему оформлять и денежные документы. Кроме всего прочего, Василий обладал убористым каллиграфическим почерком. Все взгляды и размышления пропозиций, как называл их Федор, секретарь заносил в особую тетрадь.
День за днем трудился Салтыков, кратко излагая свое видение издалека многих сторон жизни в России, которые знал не понаслышке, а главное, предлагал верные, на его взгляд, меры по переустройству.
Были здесь и рассуждения о духовных, воинских, гражданских чинах, о мастеровых людях, боярских сынах и крестьянах, о школах и обучении простого народа.
Частенько Шапкин не понимал суть рассуждений Федора, все же допытывался, для чего все это.
— А того для, Василий, — обычно пояснял Салтыков, — што народ наш российский такие же чувства и рассуждения имеет, как и прочие европейские народы, токмо его потребно обучать и к верному пути направить.
Особо Салтыков выделял давнюю задумку об освоении сибирских земель, где он прожил почти десять лет. Так он и озаглавил свои позиции «О Сибири», в которых предлагал царю:
«Первое.
Велеть построить корабли на Енисейском устьеи на иных реках, понеже оной реки устье позади Ледовитого моря, и в Сибири от Енисейского устья до Китая все надлежит вашему владению оной морской берег.
Второе.
И теми кораблями, где возможно, кругом сибирского берега велеть проведать, не возможно ли найти каких островов, которыми бы мочно овладеть под ваше владение.
Третье.
А ежели таких островов и не сыщется, мочно натаких кораблях купечествовать в Китай и в другиеостровы, такожде и в Европу мочно отпускать оттуда леса, машты и доски, смолу и тар, понеже там изобилство великое лесов, а здесь, в Европе, зело в том великая нужда и дороговизна, и в том будет в государстве прибыль великая; а лесов там, в Сибири, великое множество…»