Выбрать главу

Сражение сражению рознь. Сражения на суше и на море — антиподы по характеру.

Армия стоит и опирается на твердь земную, пере­двигается ногами, колесами.

Сражения противоборствующих армий обычно ре­шали исход кампаний, а подчас и войны. В таких слу­чаях, встречаясь на поле боя, обе стороны бились на­смерть. Одолевал сильный духом. Иногда кому-то везло больше. Но удача, как правило, сопутствовала смелому и более смышленому военному вождю.

Под Полтавой соперники бились не щадя живота. Фортуна улыбнулась отважному войску смекалистого Петра. Русь выстояла. Но самонадеянный король не отчаялся, война продолжалась по-прежнему…

Флот обитает в зыбкой, морской среде. Над во­дой — ветер, в воде — волны, под водой — смертель­ные камни. Ураган способен разметать и уничтожить флот и без боя. Нрав стихии переменчив, может под­собить одной стороне, навредить сопернику.

Всего пятнадцать лет назад шведы были господа­ми на Балтике. Четыре столетия пестовали они свою морскую силу. Сооружали верфи, спускали со стапе­лей ладные суда. Десятилетиями, по наследованию, растили «морскихволков».

У Гангута пять умудренных опытом мореходов, шведских адмиралов, сошлись в схватке с какими-то неуклюжими «московитами».

Доморощенный генерал-адмирал — бывший цар­ский стольник, под его рукой царь-батюшка, контр­адмирал. Правда, за последние четверть века море для Апраксина не было чуждой средой, начиная с по­техи на Плещеевом озере.

Воеводствовал у Белого моря. Строил на Саломбале первые фрегаты, хаживал под парусами по Бело-морью. В Азове обустраивал флотилию, в Воронеже и на Балтийских судоверфях приноровился к судост­роению.

Водил первые отряды в Финском заливе. Никогда его подопечные не показывали корму шведам. До всей морской учености доходил своим умом… Иногда в уз­ком кругу говаривал царю-батюшке:

— Когда я как адмирал спорю с вашим величест­вом, по званию флагманом, я никогда не могу усту­пить, но как скоро вы предстаете царем, я свое место знаю…

Контр-адмирал Петр Михайлов, как приказывал величать себя царь на палубах кораблей, прошел мор­скую стезю подобно своему стольнику. Но в отличие от него своим умом освоил все математические основы корабельной архитектуры. Конструировал сам кораб­ли, вызывая восхищение классных иноземных масте­ров. Своими мозолистыми руками сооружал на стапе­лях свои же морские творения.

По части морской смекалки не имел равных себе среди сородичей. Со временем море стало для него отра­дой. Через силу, пользуясь властью, приобщал к «мор­ской утехе» придворную знать, свое семейство…

По примеру царя заразились одержимостью к мо­рю и генералы.

Слились с матросами морские солдаты Голицына и Вейде. Да и сами генералы теперь предпочитали по­ходным палаткам галеры. А как же иначе командо­вать десантами, размещенными на судах. Соскучи­лись генералы и по общению с царем, который не знал покоя и в кампании пропадал на парусных кopaбляx.

Тем самым воскресным днем, когда Ватранг ли­шил отдыха своих капитанов, генерал Михаил Голи­цын, командующий десантным войском, давал на сво­ей галере в Твермине обед в честь царя.

Застолье было в разгаре, когда издалека, от Гангу-та, донеслись раскаты пушечных выстрелов.

Прервав очередной тост, Петр настороженно взглянул на Апраксина:

— Кто нынче на брандвахте?

Так называлась с той поры дозорная служба' воен­ных судов — вахта на воде.

—    Бригадир Лефорт, Петр Лексеич, — спокойно ответил Апраксин. Обед с разносолами, добытыми где-то Голицыным, и жара несколько растомили душу ге­нерал-адмирала, — с ним полторы дюжины скампавей. У него опытные капитаны Дежимон и Грис.

—    Слава Богу, мой тезка воробей стреляный, — несколько успокоился Петр. — Повременим, он слу­жака опытный. Даст знать беспременно. Пушки-то палят корабельные, Ватранга.

Царь внимательно следил за карьерой племянни­ка своего прежнего любимца Франца Лефорта. В са­мом начале службы под Нарвой тому не повезло, уго­дил в плен. После вызволения пристрастился к мор­ской пехоте.

Не прошло и часа, как из-за островка показалась скампавея. Обед прервался сам собой, все вышли на палубу. На носу скампавеи, придерживая палаш, сто­ял капитан Грис. По взмаху его руки гребцы дружно, без всплеска, заносили весла, судно стремительно приближалось.

— Славно гребут, черти, — восхищенно прогово­рил Петр, а скампавея, убрав весла, подошла к борту галеры.

На палубу вспрыгнул Грис и направился к Апрак­сину:

— Господин генерал-адмирал, смею доложить…

Петр невозмутимо стоял рядом, посмеивался про себя: «Молодец Федор Матвеевич, вышколил мор­скую пехоту». Апраксин нетерпеливо крутнул головой.

— Наипервое. Шведская эскадра поделилась на­ трое. Один отряд в дюжину вымпелов линейных ко­раблей взял курс зюйд-ост. Другой направился к мы­су Гангут. Третий со старшим флагманом лежит в дрейфе, как и прежде.

Апраксин перевел взгляд на Петра, а тот спросил:

—    Пошто стрелял из пушек Ватранг?

—    Когда шведы начали маневр, бригадир Лефорт двинулся к ним ближе, угадать их движение. Передо­вой отряд Ватранга открыл огонь.

—    Молодец Лефорт, — одобрительно сказал Петр и, поразмыслив минуту-другую, сказал Апракси­ну: — Полагаю, генерал-адмирал, пушки загавкали, дела починаются. С твоего позволения иду на бранд­вахту, узрить все очами своими. Вам надлежит ухо держать востро, быть наготове. Обо всем повещу.

За полмили от отряда скампавей, стоя на помосте, Петр вынул раздвижную подзорную трубу, которую прислал ему Салтыков.

Как ни силился, не мог разглядеть, сколько парус­ников уходило вдаль, сколько крейсировало. Десятки кораблей сливались в одну сплошную цепочку.

Выслушав рапорт Лефорта, царь кивнул на виднев­шийся поблизости островок с каменистой вершиной:

— Правь к нему. Надобно осмотреться.

С высокого каменистого пригорка наконец-то ста­ло видно, что двенадцать вымпелов направляются к юго-востоку.

«Похоже, сия эскадра взяла галс на Ревель. Как-то там Шелтинг? Не проспал бы». Петр еще раз пересчи­тал оставшиеся на рейде корабли, перегородившие плес, выстроившись в линию.

Петр опустил трубу, подозвал Лефорта:

— Чую, у Ватранга здесь только семь линкоров да два фрегата. Где остальные?

— Един фрегат, господин контр-адмирал, и дю­жина шхерботов удалились к весту.

«Что задумал Ватранг? — Продолжая размыш­лять, Петр присел на камень. — Для него наиглавное запереть нас в Твермине. Зачем ему распылять кораб­ли на Ревель? »

Петр поднял подзорную трубу. Так и есть, отко­ловшийся отряд начал лавировать и поворачивать к востоку, значит, сие верно. Эта эскадра направится к Твермине.

Петр поднялся с камня и кивнул Лефорту:

— Пойдем к скампавеям. Надобно срочно гонца отрядить к генерал-адмиралу.

«Немедля следует оповестить Федора. Шведы за­думали вдарить по Твермине. Даром Лефорт сказал, что с ними две бомбарды ушли. Оставаться большим галерам и скампавеям там не след. Понеже в зело опасном месте стоят, имея один выход, который не­приятель легко может захватить».

Скампавея с денщиком Орловым скрылась в ве­черних сумерках. С каждым днем светило все раньше и раньше спешило к горизонту. Темнота ночи скрыва­ла очертания шхер, пропадали вдали силуэты кораб­лей Ватранга.

В конце записки Петр указал выслать к мысу до­зор пеший, не спускать глаз с эскадры Ватранга. Са­мого Апраксина просил прибыть для совета…

Рассвет застал генерал-адмирала в пути. В кильва­тер адмиральской галере выстроился отряд скампа-вей Змаевича. Апраксин рассудил здраво. На море полный штиль, и, покуда эскадра Лилье не подошла, надо использовать мгновения удачи.

Петр обрадовался, когда в утренней дымке одна за другой появились двадцать скампавей капитан-ко­мандора Змаевича.

— Добро, генерал-адмирал, значит, кумекаешь по-моему, — встретил Петр прибывшего Апракси­на. — Чуешь, Боженька послал нам благодать, мо­ре-то будто зеркало, а паруса Ватранга да Лилье за­мерли.

— И то дело, контр-адмирал, — ответил бодро Ап­раксин. На лицах обоих собеседников светилась ра­дость, несмотря на бессонную ночь. — Пускаем попе­ред Христофорыча, он выдюжит, у него глаз морской, под ядра не полезет.