Возвратив письмо, Апраксин наполнил бокал:
— Сподобил тебя Господь заботливой женой. Здравие Катерины Алексеевны.
Флагманы чокнулись.
Сознание сидевших за столом, как водится, начинал исподволь окутывать своими чарами Бахус. После долгого терпения в Твермине, удачных рейдов мимо оплошавшего неприятеля, жаркой, подчас смертельной схватки позволительно было и расслабиться, развязать язык. Все пересуды вращались и возвращались к дням минувшим, каждый старался вспомнить значимые для него картины боевых схваток с неприятелем.
Бригадиры и полковники хвалили свои экипажи галер и скампавей, удивлялись оплошности шведов. Лефорт был другого мнения:
— Ватранг не сплошал, все до тонкости размыслил. Токмо удача от него отвернулась в нашу сторону. Ежели бы ему ветер в парусы, нам бы несладко пришлось.
Сидевший напротив Волков согласился:
— Но сие, как и на сухом пути. Кому подспорье Бог пошлет. Под Нарвой-то Карлу повезло. Пурга затмила, подкрался к нашему лагерю неприметно, и все тут.
Сидевший неподалеку генерал Вейде вмешался в спор:
— Оно все верно. Но государево око всю викторию обозревало. Без всякой канители Божий дар обратило нам на пользу. На войне смекалка — первое дело.
Змаевич добавил:
— Швед супротив нас бился отчаянно, а все же мы его одолели. Экипажи наши не токмо числом взяли.
Апраксин, перегнувшись через стол, с усмешкой проговорил, словно кольнул Голицына:
— А ты, Михайло Михалыч, не сравнишь вашего брата Левенгаупта с Эреншильдом. У Переволочны тот, не раскусив Данилыча, в полон сдался. Шаутбенахт же, как сам зрил, бился до последнего, хотя и видел несметное число галер наших.
Голицын не стал противоречить:
— Спору нет, на морской посудине всяко бывает, потому и стойкость поболее верстается у моряков. По себе знаю.
За несколько кампаний на галерном флоте князь стал неплохо разбираться в превратностях морского уклада жизни.
Петр не остался в стороне:
— Твоя правда, Федор Матвеич. Токмо у флагманов швецких разные натуры. Тот же Лилье нам корму показал в Ревеле. А ведь сила-то была на его стороне. Да и Ватранг нынче не стал испытывать судьбу. Не дождавшись ветра, с дюжиной кораблей уплыл.
А так, ежели воев сравнить, мужик русский, по духу, любого одолеет.
К Апраксину на цыпочках подошел командир галеры и что-то прошептал.
— Што таишься, — недовольно сморщился царь, — рапортуй.
— Государь, — командир на мгновение опешил, а потом поправился, — господин контр-адмирал, от Гангута следует отряд скампавей с тялками под российским флагом.
Петр, не дослушав до конца, вскочил и пошел на корму. Невооруженным взглядом было видно, как на головной скампавее трепетал Андреевский флаг. В кильватер скампавей выстроились вереницей одномачтовые тялки — грузовые транспортные суденышки с непомерно широкой кормой.
— Слава Богу, нынче рацион полный экипажам выдать, — обрадовался Петр. — Сие Сивере с провиантом.
Петр подозвал командира:
— Скампавея на якорь станет — пошли шлюпку за капитан-командором Сиверсом.
Царь распорядился добавить экипажам еще по чарке сверх праздничной.
Заканчивалось пиршество на флагманской галере. Совсем разомлевший Апраксин, прощаясь, сказал царю:
— А ты, Петр Лексеич, не гневайся на меня, пред кампанией тебя чином не повысили. Нынче ты во всей красе диверсию учинил супротив шведа. Виктория твоя сполна и чин по заслуге будет. А то бы ни за што ни про што.
Петр уже и позабыл о своей просьбе, но остался доволен. Теперь сам генерал-адмирал его похвалил.
Веселье продолжалось, пока солнце не скрылось за холмистыми островками. На судах трубачи заиграли зорю и спустили флаги, как положено, когда диск солнца полностью скрылся из глаз.
Всю ночь перегружали привезенный провиант на скампавеи. Галерный флот уходил по предназначению на север, к порту Або. Там ждали припасы, а главное, первые русские суда. Следовало осмотреться в новой базе десантных войск и по возможности разведать.
В полдень снялся с якорей и направился к Гангуту и дальше в Гельсингфорс отряд Сиверса. Девять скам-павей вели на буксире захваченные шведские суда.
— Гляди, пробирайся шхерами, ежели шторм — становись на якорь. Держи добрый караул.
Часть пленных шведов свезли на берег в Твермине. Там остался двухтысячный гарнизон. Шведов решили использовать на постройке новой крепости на оконечности полуострова у деревеньки Ганге.
По сигналу пушки галерный флот снимался с якорей. Длинной цепочкой, одна за другой, двинулись на север скампавеи с десантом. Десять тысяч солдат направились в Або, дальше к Аландским островам. Быть может, им доведется впервые ступить на землю шведов…
Не предполагал Сивере, что его ждет небольшое приключение.
В наступающих сумерках, на подходе к Гангуту, в лучах заходящего солнца показался силуэт парусника.
Капитан-командор вскинул подзорную трубу и не отрываясь скомандовал:
— Лево руль, уходим в шхеры. Передать на скам павеи — стать на якорь.
Капитан шведского фрегата Христофоре тоже заметил парусник:
«Бог мойГТак это же «Элефант» и галиоты. Верно, они ведут русские плененные галеры».
— Приготовиться отдать якорь и спустить шлюпку.
Капитан подозвал своего помощника, лейтенанта Гольма:
— Разузнайте у капитана Сунда, где находится эскадра адмирала Ватранга. Пора нам отдать ему почту и поступить в его распоряжение.
Когда шлюпка отвалила от борта, Федор Христофоре схватил рупор:
— Передайте Сунду мои наилучшие пожелания и счастливого плавания!
В отряде Сиверса приготовились встретить гостей. Одна скампавея снялась с якоря и начала описывать дугу, чтобы отрезать шведской шлюпке путь к отступлению. От скампавеи отделилась шлюпка с вооруженными матросами.
Пленить безоружную шведскую шлюпку не составило особого труда, и лейтенант Гольм скоро оказался перед капитан-командором Сиверсом.
Капитан-командор намеревался взять шведский фрегат на абордаж, но капитан Христофоре после захвата шлюпки, поняв, с кем имеет дело, поставил все паруса и пустился наутек.
Лейтенант Гольм оказался разговорчивым и сразу же рассказал:
— Наш фрегат Адмиралтейств-коллегия направила на помощь эскадре адмирала Ватранга, но мы здорово промахнулись.
— Каковы силы флота в Карлскроне? — задал первый вопрос Сивере.
— На рейде одиннадцать линейных кораблей, фрегат, бригантины. Этот флот в готовности для отражения нападения датчан.
— Где же остальные корабли? — спросил Сивере. Гольм, сделав гримасу, скептически пожал плечами:
— Несколько кораблей стали ветхими, а на остальных не хватает матросов.
Поведал Гольм и о неустройстве жизни в Швеции. Все больше людей начинают роптать против затеянной войны. Но принцесса Ульрика и советники короля не хотят об этом думать.
— А что же король? — продолжал допрос Сивере.
— Король далеко в Турецкой земле. Он и слышать не хочет о мире. Поговаривают, что он не в своем разуме.
Окончив допрос, Сивере понял, что пленный офицер может еще пригодиться и принести пользу. Он отправил его на скампавее к генерал-адмиралу. И отряд с пленными шведскими судами продолжал свой путь.
Капитан Христофоре под всеми парусами спешил в столицу. Как же, он первый объявит королевскому Совету, что Ватранга нет у Гангута и неизвестно, чтр там произошло.
В пути он настрочил донесение королю. «Настоящим доношу до сведения Вашего Величества, что после того, как 26 июля я послан был с фрегатом «Карл-скрона» на усиление эскадры Ватранга, я прибыл на Ганге, нашел перед собою вместо эскадры Вашего Величества часть неприятельских галер и корабль, а потому был вынужден искать эскадру на шведской стороне».
Капитан «Карлскроны» стыдливо умолчал, что ему пришлось оставить у неприятеля шлюпку с девятью матросами и лейтенанта.
На подходе к столице он разминулся с королевской яхтой под штандартом принцессы. Отсалютовав королевской особе, фрегат стал на якорь на рейде, и тут многое прояснилось.