Федор Салтыков как-то само собой сблизился с Макаровым, когда состоял при царе после возвращения из заграницы. Потом, с головой увлеченный кораблестроением, он редко общался с Макаровым, никогда ни о чем не просил.
Когда царь поручил Федору закупку военных судов за границей, Макаров посоветовал ему взять себе в секретари своего племянника.
До последнего времени Федор не обращался к Макарову, теперь заставила нужда:
«Государь мой, Алексей Васильевич, — обращался к нему Федор из Лондона, — доношу я вам, моему государю, сею почтою послал я к е. ц. в-ву предложения, о которых я прежде сего доносил, такожде и вас просил впредь о напаметовании по оному доношению моему, е. ц. в-ву; и при оных же моих донесениях, якож и при нынешнем, послал я некоторые предложения, и о сем я вас, государя моего, всеуниженно паки прошу, дабы вы, по своему ко мне крайнему жалованью, против моих доношений донесли обо всем, такожде чтобы и впредь ваша милость напомянули об указах, повелите ли оные, дабы был прислан указ немедленно, чтоб не пропустить нам времени в строении, ежели же да повелите такожде и о торгу, о которых я доносил же, прошу вас всепокорно мя уведомить, будет ли указ об оных, такожде и что будет по моим предложениям указу же и покажутся ли е. ц. в-ву. А я за вашу оную ко мне, государя моего, милость рад служить всегда, ежели что есть ныне к служению вашему, или что будет впредь, от всеусердия моего аз есмь готовейший услужить. Паки и паки вас, государя моего, всепокорно прошу, дабы вы соизволили до-несть е. ц. в-ву, по сему приложенному дупликату предложений, о тридесять третьей главе».
Еще поведал Федор о тяжкой болезни, водяной, которая одолевает его, а потому «прошу всепокорно оказать благодеяние доложите государю об уплате мне жалованья, ныне имею я великую в деньгах скудость, понеже в болезни моей стали мне великие убытки в леченье дачею повседневною дохтурам и оптекарям…» А в конце просил сообщить «долго ли мне еще здесь быть». Приелось пятый годок на чужбине.
Обратившись к Макарову, Салтыков сделал верный ход. Царь нашел время и спустя месяц, на Рождество Христово 1715 года, ответил Федору. «Письма твои, первое от 1 августа, второе ноября от 5 числа до нас дошли (ныне оба в одно время), в которых пишешь ты, а именно в первом, что в строении трех кораблей, которые строятся в Голландии, один английским, два голландскими мастерами, против указу нашел несходство, о чем и князь Куракин к нам прежде писал, но того ныне уже поворотить невозможно, для чего уже писали мы к нему, чтоб он более там кораблей делать не подряжал, а искал бы способу строить в ином месте, также и покупать более кораблей ненадобно, но старайтесь о первых покупках четырех, дабы их как наискорее отправить до уреченного места, также и сделанные три… Что же пишете о юфти и о икре паюсной, дабы оную отпускать в Ливорно, о том впредь к вам писать будем. О взятых аглицких и галанских офицерах, которых побрали в полон шведы, будем стараться, как возможно, дабы их выручить.
Приложенные при тех письмах тетради (о привилегиях купецким людям, как их надлежит чинить и размножать купечество, такожде и экстракт из кро-ник лифлянских и курлянских и о претензии Российскому государству Лифляндии и Ингрии и прочих земель) до нас дошли». Горазд был царь на обещания, а на деле пальцем не пошевельнул.
Отослав ответ Салтыкову, Петр еще раз перечитывал его «изъявления» и делился мыслями с Апраксиным:
— Вновь попоминает он о морском пути вокруг Сибири до Амурского устья. Агличане, мол, да галан-цы ищут новых земель, хоть в том искании какая и трудность сыщется. Все для своих прибытков и по-всегодно того пробуют.
— То дельно мой тезка советует, да не ко времени, не сей час, — вздохнул Апраксин.
— Еще говаривает… — Петр листал тетрадь.
— Толкует о чинах рефендаря да регента державного. Смотреть бы им накрепко во всех губерниях зачинами воинскими и гражданскими, за жалованьем ихним, да оклады денежные где берут не по делу.
Петр сердито шмыгнул носом. Вскинулся сердитым взглядом на Апраксина:
— Будто сам не знаю, воры всюду.
Апраксин поморщился. Недавно и он влип, послушался эту каналью, Меншикова…
Тогда за махинации с подрядами на хлеб царь взыскал со светлейшего сполна. С тех же, кто был замешан в этом деле, Головкина, Ульяна Сенявина, Кики-на, тоже деньги взыскал, а Кикина лишил званий, регалий и выслал в Москву.
С Апраксиным состоялся особый, суровый разговор:
— С коих пор имя свое позоришь? — спросил царь.
— Сам не ведаю, государь, — в замешательстве краснел Апраксин. В последнее время он все чаще обращался к царю по титулу. — Каюсь в грехах своих, истинно не за корыстью, а токмо думалось, благое дело, — будто исповедовался Федор Матвеевич.
— Сам вижу по розыску, ты ни полушки невзял. — Петр хорошо знал бескорыстную натуру своего «дядьки». — Помнишь, сказывал ты: «С кем поведешься, у того и наберешься». Поостерегся бы эту шельму, Данилыча, не к добру с ним якшаться. К морскому нашему делу прирос ты корнями, не мелочись. Нам с тобой еще немало забот, покуда на море обеими ногами не подопремся…
А сейчас Петр, словно угадывая мысли Апраксина, опять заговорил о Салтыкове:
— Посудины его дорого казне обходятся. Едино судно шведы в полон взяли.
Генерал-адмирал знал, что на родных верфях суда вооружать вдвойне дороже.
— О высокой цене Салтыков и мне не раз доносил, отписывает о всем регулярно. Чаю, он блюдет интересы казны. А насчет кораблика, — Апраксин развел руками, — не обессудь, Салтыков здесь ни при чем. Его на том корабле не было. Шведы полонили его, но там англичан нанятых немало, а заботы опять жена Салтыкова, ответ-то ему держать.
Петр слушал молча, хмурился. Не всегда правда-матка в масть его настроению приходилась. Сердито отложил тетрадь. «Еще не в свое дело суется. Схотел домы каменные да мосты по всей державе строить. На любимый Санкт-Петербург который год камушки собираем со всех губерний. А все нехватка».
Перед уходом Апраксин отвлек царя от злых мыслей:
— Как со свадьбой-то Аникитки порешил? Петр осклабился, разразился гомерическим хохотом:
— Быть посему, беспременно. Отведем душу, повеселимся на славу, Бахусу39 помолимся не един день.
Не раз бывал Апраксин соучастником пьяных оргий во «всепьянейшем синоде», где главенствовал «шутейнейший Ионикита». В прошлом году на восьмом десятке лет Никита вдруг решил жениться на вдове капитана Стремоухова. Царь принял в этом деле живое участие, велелхправить шутовскую свадьбу с размахом.
Знал Апраксин, что на днях собирается отъехать во Францию сын Никиты, капитан-поручик Конон Зотов. Просил он слезно царя не устраивать посмешище над отцом-стариком, пожалеть их старинный род. Но Петр отмолчался и при отъезде Конона дал ему поручение:
— Францию ты ведаешь. Все прознай нынче про Адмиралтейство, где и как суда сооружают. Уставы ихние штудируй и заимей для привозу к нам. Другое дело. Матросов ихних вербуй на нашу службу. Там Иван Лефорт сим делом промышляет. Деньгу у Куракина будешь брать по векселям.
Петр интересовался французским флотом неспроста. Еще недавно Франция на равных господствовала в Средиземноморье с англичанами, ее эскадры, соперничая с английскими, успешно действовали в водах новых колоний у берегов Америки. После Гангута послы морских держав, которых царь не баловал вниманием, всячески искали повода встретиться и побеседовать с ним накоротке.
Английскому послу Джорджу Мекензи вскоре такая возможность представилась. Английский престол обрел нового владельца. Скончалась королева Анна, и престол занял курфюрст Ганноверский Георг I. Раньше у Петра с ним сложились вполне дружелюбные отношения.