Опять засвистела боцманская дудка. Под умелыми руками матросов «Меркурий» приобретал свой обычный щёгольской вид. Засверкали медные и бронзовые части, засияла янтарной желтизной палуба. Казарский прошёлся по кораблю, придирчиво осматривая закоулки. Это немного отвлекло, и он некоторое время не думал о кораблях противника, преследующих его маленький бриг.
Море было спокойное и, словно огромное голубоватое зеркало, отражало немногочисленные облака. Солнце уже не грело, а палило изо всех сил. Ветер стих. Наступил штиль. Бриг и преследовавшие его корабли замедлили ход и почти остановились, лениво покачиваясь на волнах.
— С таким ветром далеко не уйдёшь, — вздохнул Скарятин.
— Но у нас есть преимущество, — неожиданно заявил Казарский. — У нас есть вёсла! Командуйте, господин лейтенант.
Засвистела флейта. Раздалась команда: «Разобрать ростеры[48], людей на вёсла!»
Десять лет тому назад Казарский командовал отрядом гребных судов в Дунайской флотилии и, приняв командование «Меркурием», не раз по привычке устраивал экипажу гребную тревогу: учил матросов быстро разбирать и собирать ростеры, где хранились запасные реи, стеньги[49], вёсла. Поэтому теперь люди, хорошо знавшие свои обязанности, ловко достали вёсла, вставили их в специальные гнёзда и принялись грести. Матросы по трое, а где и побольше, дружно наваливались на вальки. Прошло полчаса. Расстояние между русскими и турецкими кораблями увеличилось, хотя и ненамного. Ветер посвежел. Бриг побежал быстрее, но и у турок ход увеличился.
— Александр Иванович, — обратился к командиру вахтенный офицер, — на турецких кораблях поставили дополнительные паруса, и они увеличили ход.
— Суши вёсла, — скомандовал командир, — но пока не убирать!
Линейные корабли постепенно приближались к «Меркурию». Над флагманским кораблём турок появилось белое облачко. Грохнул выстрел. Но ядро, не долетев до «Меркурия», упало за кормой.
— Пугают, что ли? — предположил Новосильский.
— Похоже, предлагают спустить флаг, — усмехнулся командир, — да только не рановато ли?
Теперь уже Казарский отчётливо понимал: быть бою. Он склонился над картой, прикидывая расстояние до Сизополя, где стоял флот.
— Далеко! — вздохнул, стоящий рядом с ним штурман. — Не дотянем до своих таким ходом.
— Да, — подтвердил командир, — если бы дело к вечеру было, то, наверное, смогли бы ускользнуть.
— Показалась бы сейчас наша эскадра, турки сразу бы назад повернули, — мрачно заметил мичман Притупов, — только и горазды, что с одним кораблём сражаться.
— Не надо недооценивать противника, Дмитрий Петрович, — ответил старший офицер, — бойцы они упорные, и моряки неплохие, вот только канониры у них неважные.
Казарский поднял руку, лицо его было сосредоточенным.
— Раз уж вы все здесь собрались, господа офицеры, — сказал он серьёзным голосом, — давайте проведём совещание. Тем более что времени у нас маловато.
Командир обвёл глазами свой маленький офицерский корпус и, видя, что все молчат в знак согласия, продолжил:
— Мне нечего от вас скрывать, вы сами видите, турецкие корабли нас настигают и вскоре догонят. У них — один трёхдечный и один двухдечный[50] корабли. По моим расчётам — около двухсот пушек. У нас — восемнадцать, да две погонные на носу. В десять раз перевес по огню, да и пушки у них — покрупнее наших. А про численный состав и говорить нечего. У нас 110 человек нижних чинов и 5 офицеров, у них людей — тьма. Вот такой расклад. Теперь я хочу услышать ваше мнение, господа офицеры. Вопрос один: что будем делать? Как и положено по нашей морской традиции, начнём с младшего по чину. Ваше слово, Иван Петрович.
Самый старший по возрасту, но младший в звании поручик корпуса флотских штурманов Прокофьев говорил спокойно, медленно, будто взвешивая каждое слово:
— Главное, не посрамить наш Андреевский флаг. Раз уж уйти нам нельзя, разбить неприятеля невозможно — больно перевес велик, значит драться надо до последней возможности. А потом, когда уж конец совсем придёт, — привалиться к неприятельскому кораблю, да вместе с ним — на воздух!
— Хорошо сказано. А ваше мнение, Дмитрий Петрович?
— Будем биться насмерть, — ответил мичман Притупов.
— Постоим за Отечество, — сказал лейтенант Новосильский.
48
Ростеры — сложенные особым образом реи, стеньги, вёсла. В те времена бриги, кроме парусов, имели ещё и по несколько десятков вёсел. Обычно ими не пользовались и вёсла лежали сложенными вместе с запасными реями и стеньгами.
49
Стеньга (нидерл. steng букв. — шест, штанга) — рангоутное дерево, первое удлинение нижних мачт.
50
Парусные линейные корабли: трёхдечный — с тремя палубами, двухдечный — с двумя. На каждой палубе размещалась артиллерия.