– И ты все это сам сделал? – спросил Днепров.
Сэм оглянулся, но никого вокруг себя больше не увидел.
– Сам! Я же инженер, все-таки!
– А я – кто? – обиделся командир базы.
– Вы… э… командир! – нашелся Волынский, удержавшись от предположения, откуда у Днепрова растут руки. Говаривали же на флоте: не умеешь делать сам – учи других!
– Завтра приезжает контр-адмирал Плафон… э-ээ, то есть, – Матвеев, начальник тыла флотилии, с проверкой. Будете его сопровождать и обеспечивать связью.
Все равно спросить с вас еще нечего, только пошел в ход ваш первый пакет! Еще успеете! – распорядился несколько задетый командир. Он тоже числил себя неплохим инженером. До сего момента. Может, так оно и было, только никто этого упорно и в упор – не замечал…
И, правда, назавтра к обеду прибыл новенький УАЗ с офицерами тыла. Тыл же! Да отсохнет рука, обделившая себя. Кстати, официально этот УАЗ числился за корабельным соединением. Взял адмирал в аренду, без спроса…
На сиденье рядом с водителем восседал контр-адмирал. Несмотря на относительную молодость – ему было что-то где-то к сорока, он давно носил адмиральские погоны. Он так всегда поворачивал дело, что командиры кораблей и частей оказывались сами виноваты в трудностях снабжении, в загрузке имущества, в создании запасов. Причем, командующий сам начинал верить в это, хотя человек был очень грамотный, опытный, служилый.
У начальника тыла множественные глубокие мысли и тяжкие заботы вытоптали очень заметную площадку среди волос на голове. Точнее там, где они когда-то были. За что ему давно прилепили светлое прозвище, известное всей флотилии. Зато теперь ему не надо специально голову мыть, а просто умываться по большой площади – говорили местные острословы у него за спиной.
Сэм побаивался начальника тыла, слухи о нем ходили разные и достоверные. Но Волынский решил, что они вращаются слишком на разных орбитах, а клопов, опять же, танками не давят! И сегодня же Матвеев уедет и опять появится очень не скоро.
А на базе не хватало… всего. По тем временам отдаленным и обделенным гарнизонам уделялось большое внимание… командованием. Всякие начальники складов и служб тыла чувствовали себя вершителями судеб и управу на них найти было трудно.
На каждый случай резких нападок, Днепров спокойно предъявлял копии заявок с отрицательными, издевательскими резолюциями. Он хорошо подготовился.
– Почему ваши матросы меня не боятся? Вы их разбаловали! На своих бойцов вы и ваши офицеры должны смотреть так, чтобы из них от одного взгляда все анализы потекли!
Воспитанностью и сдержанностью большой тыловик отягощен не был! Пустое! Эти качества не способствуют карьере и росту благосостояния!
Завернул на топливный склад резерва. Это была часть его непосредственного подчинения. Естественно, он сразу наткнулся на то, что ему не понравилось. Надо отдать должное – специалистом он был хорошим, и знал, что и каким документом определяется, и каким требованиям что должно соответствовать. Над казармой управления и зданиями служб долго летели пух и перья. Он распушил всех начальников, найдя для каждого из них свои «добрые слова».
Выводы, сделанные им, не радовали. Надо было что-то делать – неровен час, нагрянет сам командующий лично, и тогда и ему перепадет от всей души. Он не будет размениваться по мелочам – получат самые первые лица, прямой наводкой! Кое-какой печальный опыт уже имелся.
И тогда Матвеев решил поделиться своим настроением с оставшимися в Полюсном подчиненными. Он потребовал от Волынского установить связь. А что? Взял и установил…
И понеслась песнь о вещем Олеге! Он вспоминал всех родственников начальников служб, их мнимые физические и умственные дефекты, гробовые доски и центры всемирного тяготения с якорями во все неприличные места! Причем он говорил очень громко. Многие из нас считают, что чем громче кричишь в наши микрофоны, тем лучше слышно в паре сотен километров…
И тут Сэм вспомнил, что все разговоры по радиорелейному каналу проходят чрез все телевизоры Ефимовки. Частоты-то почти совпадают! А время – к вечеру, у телевизоров собрались жены офицеров и мичманов посмотреть какую-нибудь «Рабыню Изауру», включили свои «телики». А оттуда… на фоне мутных кадров красивой жизни – пламенная речь Матвеева, отягощенная последствиями двух высших военных образований и двадцатилетней службы…
«Надо было как-то об этом сказать адмиралу» – запоздало подумал Сэм, набрался храбрости, зажмурил глаза и выдал. Ладно, что он выступил на весь гарнизон, вплоть до отдельно взятой женщины и ребенка, так – как обещал Волынский – его должны были слушать в радиусе еще 40 км, даже скучающие слухачи норвегов!