Благоразумие предохранило штурмана от возражений, и он безмолвно поднялся на палубу.
Стояла звездная ночь.
Застопорили машины, загремели блоки, и Головин по шторм-трапу спустился в моторный катер. На освещенном мостике промелькнула фигура Ирвинга.
Катер помчался в темноту.
В полном безразличии сошел Головин на берег. К ногам его упал мешок, и катер моментально повернул назад. Как в тяжелом, гнетущем сне, Головин опустился на холодный и влажный камень.
(Из записей штурмана Головина)
«Темная мексиканская ночь. Я отвернулся, чтобы не видеть огней «Юпитера». В молодые годы я пережил немало потрясений, не один раз я пережил опасность смерти, но ни с чем не сравнить страданий, какие испытывал я на мексиканском берегу. Когда же погибли веселый боцман Бакута, тихий Андрей и Нина?.. Дорогие мои, бедные друзья, они умерли от голода и жажды, а я даже не могу вспомнить, что происходило в последние минуты их жизни! И опять мне мерещится дрожащий свет фиолетовых прожекторов на дне океана… Я вижу фигуру боцмана…
Шаги… Кто-то идет в темноте. Я слышу шорох травы, вглядываюсь в темноту, но уже не верю себе. Неужели это снова безумие?»
Затихли звуки мотора, невдалеке прошелестели листья невидимых деревьев. И вдруг раздался крик и топот ног. Штурман не шевелился. Огромная человеческая фигура пробежала мимо него, но он уже ничего не чувствовал и не сознавал.
Неизвестный кинулся к воде. Огни парохода исчезли.
Медленные, грузные шаги. Человек возвращался с берега. На миг оцепеневшему Головину показалась знакомой эта фигура. Но он уже не верил себе. «Бред, бред», звучала в его ушах фраза Ирвинга, и штурман, не двигаясь с места, молча смотрел на приближающегося человека. И вдруг тот остановился. Штурман всмотрелся в темноту и помертвел. Верить ли своим глазам? Ему почудилось, что перед ним появился двойник боцмана Бакуты…
Глава пятнадцатая
Три пленника
На мексиканском берегу в темноте ночи мы на некоторое время оставим ошеломленного штурмана и расскажем о судьбе трех остальных моряков из экипажа «Звезды советов». Для этого нам придется вернуться назад и вспомнить утро пятого декабря — то утро, когда с капитанского мостика «Президента» штурман Ирвинг заметил в океане фигуру безжизненного человека.
Приступая к описанию приключений Бакуты, Нины и Андрея, мы тем самым подтвердим существование подводного крейсера «Крепость синего солнца», с которого с помощью Накамуры на рассвете пятого декабря спасся Головин. Трое друзей штурмана остались на дне океана, и в то время как Головин, выбросившись на поверхность океана, лишившись чувств, плыл к огням парохода, они еще крепко спали в душной железной каюте.
Боцман Бакута в это утро проснулся от какого-то странного предчувствия. Он вскочил с койки, и в эту же секунду в каюте вспыхнул свет электрического фонаря. В дверях стоял Накамура. Но еще до этого боцман обнаружил, что койка Головина пуста.
— Где Александр Павлович? — подскочив к Накамуре, встревоженно спросил он.
Японец с печальной улыбкой приложил палец к губам, и смутившийся боцман растерянно оглянулся. Не ошибка ли?
Штурман отсутствовал.
— Где Александр Павлович? — повторил он свой вопрос. — Куда его увели? О да! Я забыл — ты ведь не понимаешь русского языка. Штурман, — знаками объяснил он, — вот его койка. Где мой штурман?
Накамура утвердительно кивнул головой в знак того, что он понимает Бакуту.
— Русский, — промолвил он и указал рукой на потолок. — Русский… — И Накамура сделал руками несколько выразительных движений, изображая плывущего человека.
— Плывет!.. — вскричал догадавшийся боцман. — Наш штурман бежал!
Сирена. Японец вздрогнул. Потушив фонарь, он торопливо вложил в руку Бакуты листок бумаги и выскользнул из каюты. Бакута двинулся за ним, как вдруг раздался выстрел, и кто-то тяжело упал за дверями. В коридоре поднялась беготня. Заунывная сирена внезапно оборвалась, и Бакута, застыв на месте, инстинктивно скатал записку и засунул ее в шов своей тельняжки.
Сирена и шум разбудили Нину и Андрея.
— Штурмана нет, — поразился молодой матрос. — Боцман, куда он девался?
Бакута не успел ответить: распахнулась дверь, и в каюту влетел обезумевший от ярости Алендорф.
— Он бежал! — крикнул немец. — Вы ответите за него! Вы… вы… его сообщники!
В просвете распахнутой двери промелькнули фигуры угрюмых солдат. Осторожно пятясь, они несли труп Накамуры.
С диким, злобным криком Алендорф выбежал в коридор. Загромыхал засов, и все стихло. Бакута молчал, раздумывая над тем, что произошло. Он уже хотел рассказать товарищам об удивительном посещении Накамуры и о загадочной записке, как вдруг Андрей заговорил.
— Он бросил нас, — горестно и холодно произнес молодой моряк. — Он… убежал, спасая свою шкуру.
Нина испуганно кинулась к Андрею, но тот порывисто отстранил ее и подошел к боцману.
— Отчего вы молчите? Штурман бежал?
К ужасу Нины, привыкшей к дружбе матроса и боцмана, Андрей еще раз возмущенно и четко повторил:
— И вы прикрываете его! Он трус, ничтожный трус!
Боцман невозмутимо молчал. Но вот наконец он тихо, как будто вместо него говорил кто-то посторонний, неузнаваемым, безразличным голосом, словно не понимая Андрея, переспросил:
— О ком идет речь? Не понимаю: кто это — он?
— Кто он? Да штурман! Ваш штурман Головин!
— Почему мой? — еще тише проговорил Бакута. — Александр Павлович — наш штурман.
— Кто бы он ни был, но я не хочу его называть своим. Он не товарищ нам. Он бежал!..
— Полундра! На место! — гаркнул боцман, ударив кулаком по стене. — Нина, пока не поздно, спрячь под койку этого пискаря. За одно слово о нашем Александре Павловиче я у любого оторву ноги и выкину за борт!
Нина в отчаянии обхватила боцмана и усадила его на койку. Страх девушки повлиял на старого моряка, и, успокоившись, он презрительно бросил:
— Трусы те, кто хнычет и боится за свою шкуру. Если Александр Павлович ушел, так я, Иван Бакута, верю и говорю: так надо.
— Да, так надо, — решительно повторила за боцманом Нина. — Я тоже верю.
— Молодец, — одобрительно посмотрел на нее Бакута. — Как я вижу, некоторые из моряков напрасно носят штаны.
— Простите его, боцман, — опасливо шепнула Нина и громко сказала: — Не надо ссориться, товарищи. Нас было четверо. Судите сами: если бы появилась возможность бежать одному? Конечно, мы бы послали штурмана или боцмана.
— Так думаю и я, — подхватил Бакута, — и я бы в первую очередь послал штурмана.
— К чему же нам троим, близким людям, заводить ссоры? — продолжала Нина. — Вместе спасались в море, и здесь живем и надеемся на свободу только потому, что мы вместе. Как можно нам враждовать?
— Нина, — растроганно сказал боцман, — бери мою руку. Золотая у тебя голова. Клянусь душой, я хотел бы иметь такую дочку.
Разговор оборвался. За пленниками явился конвой из четырех солдат и одного офицера. В просторном, ярко освещенном круглом салоне, куда привели предварительно закованных в стальные наручники моряков, за черным лакированным, ничем не покрытым столом сидели трое японцев в полной парадной форме, с золотым шитьем и с орденами на груди. В центре, положив руки на стол, восседал тучный человек, вместе с Алендорфом встретивший наших друзей в первый день прибытия их на остров. С левого края, вытянувшись во весь рост, стоял Алендорф.
— Перед вами командование крейсера, — сказал морякам начальник конвоя, показывая на свисавшие с потолка флаги. — Вам предлагается подробнейшим образом осветить обстоятельства побега штурмана Головина.