Маргред опустилась на песок в нескольких футах от него — ей надо было иметь возможность обдумывать свои слова — и расправила юбку, чтобы та высохла.
Калеб ждал, и его молчание угнетало ее.
Она поддела ногтями свободный конец белой нитки в поисках конца. Начало. У ее народа было мало печатных текстов. Их история передавалась и сохранялась из поколения в поколение, из одной инкарнации в другую в вечной песне китов. Как она прозвучит для Калеба?
Маргред глубоко вдохнула.
— До начала… словом, до начала времен, до появления всего сущего Дух Создателя коснулся лика вод.
Губы Калеба дрогнули.
— Мэгги… когда я говорил о начале, я не имел в виду, что начинать следует с Книги Бытия.
— Что такое Книга Бытия?
Его лицо снова замкнулось, словно раковина.
— Не обращай внимания. Продолжай.
Мэгги от досады и недовольства прикусила губу. В прошлые века, когда представители морского народа являлись сыновьям и дочерям хумансов,[18] их встречали с благоговейным страхом и обожанием, вожделением и ужасом. Маргред, в общем-то, не рассчитывала на обожание со стороны Калеба, но она оказалась не готова и к тому, что он рассматривает ее так, как ученый рассматривал бы какой-нибудь новый, доселе не известный ему вид морской флоры.
Она обнаружила, что легче всего вообще не смотреть на него.
— Из ничего Он создал элементы. И по мере того как каждый элемент обретал форму и содержание, из него появились люди — дети земли и моря, воздуха и огня.
— Люди… — эхом откликнулся Калеб. — Ты имеешь в виду Адама и Еву?
Она отрицательно покачала головой.
— Человечество появилось позже. Много позже, после того как жизнь выползла из моря и зашагала по суше. Но потом Создатель вдохнул свою бессмертную душу в смертную глину. Многие элементали презрительно отнеслись к его новому творению — особенно дети огня. Дети воздуха защищали решение Создателя, назначив себя герольдами и хранителями человечества. В то же время дети земли и моря, вынужденные обитать с вами в непосредственной близости, предпочли, по возможности, попросту избегать вас. — Маргред пожала плечами. — Иногда это невозможно. И тогда рождаются легенды… или дети. Твоя собственная мать…
— Мег, — сказал Калеб.
— Твоя мать пришла к твоему отцу из моря. — Вот теперь Маргред осмелилась взглянуть на него. — Как я пришла к тебе.
Глаза его превратились в сверкающие кусочки зеленого льда.
— Ты хочешь сказать, что моя мать, Алиса Хантер…
— Атаргатис.
— То есть вы… русалки? — В голосе его явственно прозвучало недоверие.
Маргред кивнула.
— Собственно, не совсем русалки. Мы — селки.
— Какая разница?
— Обитатели моря могут принимать разные формы. Рыб, млекопитающих или…
— Докажи.
— Прошу прощения?
— Превратись… во что вы там превращаетесь?
Ей очень не понравился его тон.
— В котиков.
— Отлично. Обернись котиком.
Маргред напомнила себе, что должна сохранять спокойствие и самообладание. Ему нужны факты, сказал он. Доказательства. Такова была его натура, такова была особенность его работы.
Не в ее привычках было оправдываться или что-то объяснять. Но ради него…
— Я не могу, — неохотно признала она. — В последний раз, когда я приплыла на остров, в ту ночь, когда на меня напали, у меня украли шкуру. А без своей котиковой шкуры я не могу пройти Обращение.
Он высокомерно приподнял брови.
— Как кстати! Очень удобно, должно быть.
— Не для меня, — резко бросила она. — Равно как, смею полагать, и для твоей матери.
— Оставь мою мать в покое.
— Не могу, даже если бы и хотела. — Желание переубедить его заставило Маргред нарушить привычные для ее народа рамки поведения, и она, потянувшись к Калебу, накрыла его руку своей. Рукав его был жестким и липким от соли, а мускулы — твердыми как сталь. — Море у тебя в крови, Калеб.
— Может быть, — чрезвычайно сухо ответил он. — Но я не превращаюсь в котика и не вою на полную луну.
Уязвленная и оскорбленная, она отдернула руку. Глупец!
— Луна здесь совершенно ни при чем. Большинство детей, рожденных от союзов селки с хумансами, остаются смертными. Человеческие гены и человеческие душа… это, как вы говорите, доминантные признаки.
— Но ты сказала, что этот малый…
— Это твой брат Дилан.
— Он не мой брат. Мой брат пропал. Кроме того, он слишком молод.
— Селки стареют не так, как смертные. Только когда мы находимся в человеческом теле.
— Мне он показался вполне человеком, черт возьми!
— Только после того, как он достиг зрелости, проявилась его истинная природа. Когда Дилану исполнилось тринадцать, он обратился в первый раз. — Она всматривалась в холодное, замкнутое лицо Калеба, и в сердце ее вползал холод поражения. — Поэтому твоя мать вернулась в море. Чтобы защитить своего сына.
На скулах Калеба заиграли желваки.
— У нее был еще один сын. И годовалая дочь.
Сердце Маргред разрывалось от жалости к нему.
— У нее не было выбора. И она дорого заплатила за это. Она потеряла своих детей и жизнь. Дилан…
— Послушай, я не намерен выслушивать какие-то дикие истории только для того, чтобы оправдать свою мать, — перебил ее Калеб. — А тебе не нужно лгать, чтобы скрыть то, что ты натворила.
Маргред одним прыжком вскочила на ноги.
— Я не лгу.
— Мэгги… — На лице у него отразилось бесконечное терпение. В голосе прозвучала усталость. — Этот парень, который, как ты утверждаешь, мой брат, он ударил тебя? Сделал тебе больно? Угрожал тебе чем-нибудь?
Она растерянно заморгала.
— Нет. Это я ударила его.
— Очень хорошо. А раньше?
Она молча и в некоторой растерянности продолжала смотреть на него.
— На пляже, я имею в виду, — уточнил Калеб. — В ту ночь, когда на тебя напали. Это был тот же парень?
— О нет!
— Ты сама говорила, что было темно. Он подошел к тебе сзади. Может быть, ты просто не рассмотрела его.
— Я вообще его не видела. — И она уже несколько раз рассказывала об этом. — Но это был не Дилан.
— Как ты можешь быть в этом уверена?
— Это был демон.
Воцарилась тишина. Она тянулась очень долго, нарушаемая лишь шепотом прибоя и посвистом ветра.
В горле у Маргред застрял комок. Дилан не поверил ей. Так почему она ожидала, что поверит Калеб? Потому что он был ее любовником? С каких пор этот факт стал иметь какое-то значение, когда…
Она вздрогнула. С каких пор этот факт стал вообще значить хоть что-то?
— Все эти разговоры о русалках и демонах… Это большая проблема, — наконец проговорил Калеб бесстрастным, размеренным тоном.
Маргред ощутила на губах резкий и соленый привкус разочарования.
— Твоя проблема.
— Скажем, наша. — Он встал. — Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Портленд и показалась доктору Кроуфорду.
Она воинственно задрала подбородок.
— Я не больна. И не хочу показываться еще одному доктору.
— Это для твоей же пользы. Доверься мне.
— Почему я должна верить тебе? Ты же мне не веришь.
— Я верю в то, что с тобой что-то случилось, — осторожно начал он — и твой мозг справляется с этим самым лучшим способом, какой ему известен. Вот поэтому ты и выдумала историю, которая объясняет…
Она протянула ему ногу.
— Объясни вот это.
Он взглянул на ее босую ногу, потом посмотрел ей в глаза.
— Что?
— Между пальцами у меня перемычки. Мы называем их паутинками. — Она пошевелила пальцами, чтобы показать, что имеет в виду.
Калеб положил руку себе на затылок.
— Мэгги, это все равно всего лишь пальцы. — Голос его звучал терпеливо. Но в нем слышалась боль. И забота. — Не плавники и не жабры. Чтобы убедить меня, этого мало. От тебя мне нужно больше.