День, когда у Риссы начались родовые схватки никто бы не назвал погожим: серое небо то и дело заволакивали тучи, моросил мелкий дождь. Сквозь зарешеченное окно глухо слышался рокот взволновавшегося моря с шипением выбрасывающего пенные валы на берег. Невесело было и в комнате Риссы: молчаливая волхвиня принимала роды у молодой матери, даже сейчас опасаясь смотреть на нее - Рисса запрокинув голову так, что железный ошейник казалось вот-вот перережет ее горло, вращала белками глаз и скалила зубы, уже не походя на существо рожденное на свет женщиной. С побелевших губ срывались жуткие завывания, в которых не отличавшемуся особой мнительностью волхву, временами чудились какие-то слова. Сам Богумил окуривал Риссу дымом от сгоравших трав, читая молитвы Солнечному Христу, Четырехликому и Богоматери. При этом он старался не смотреть на огромный подрагивающий живот роженицы и ее широко раскинутые ноги, меж которых деловито копошилась Додола. По местным поверьям любой взгляд мужчины, даже волхва на таинство рождения мог сглазить ребенка.
За толстой дверью закрытой на массивный брус слышался взволнованный шепот - там стоял князь с несколькими приближенными, ожидавший когда громкий голос волхва возвестит о радости или новом разочаровании. Про себя Рогволод молча молился Свентовиту и Михаилу, чтобы сегодня родился наследник.
И боги услышали его. Метавшаяся по кровати Рисса вдруг издала протяжный вой, пальцы ее судорожно сжали меховую накидку и тут же комнату огласил громкий плач. Торжествуя Додола выпрямилась, держа на руках плачущий, вымазанный в крови комочек плоти. Волхв бросил на него взгляд и его хмурое лицо озарила широкая улыбка.
-У князя сын!- зычно выкрикнул он.- У Юмны есть наследник!
-Сыыыын!!!!!!- раздался оглушительный рев за дверью, от чего ребенок заплакал еще сильнее. Додола перевязала ребенку пуповину и с поклоном передала его волхву. Тот поднял младенца над большой серебряной купелью наполненной ключевой водой:
- Именем Христа Солнцеликого, Живой Матери Его, Свентовита Четырехликого и всех богов и святых, нарекаю тебя...
Хрип и громкий стук за спиной заставил волхва недоуменно обернуться. Он увидел как, застыв в нелепой позе, скорчилась у кровати волхвиня и увидел бешеные глаза Риссы выдергивающей нож из глазницы женщины. Тело Додолы еще не упало на пол, когда ведьма дикой кошкой метнулась священнослужителю. Тот не успел ничего сделать, когда десять дюймов заточенной стали вонзились в его горло. Богумил захрипел из его рта полилась кровь и он начал оседать на пол, все еще сжимая в руках сына князя. Рисса, торжествуя, смотрела в угасающие глаза своего врага, потом выдернула нож. Струя крови упруго ударила ей в лицо, на руки и грудь и она хрипло рассмеялась.
-Богумил, раздери тебя Чернобог! - послышался голос из-за двери: от волнения князь забыл об осторожности.- Что происходит? Как зовут моего сына?
Рисса обернулась в сторону двери: синие глаза блестели адским огнем, алые губы кривились в дьявольской усмешке. Каждый шаг, каждое движение давались ей с огромным трудом, тело, измученное родами, молило об отдыхе, но Рисса чудовищным усилием воли перебарывала себя - она хорошо понимала, что второго шанса у нее не будет. Девушка наклонилась, вынимая плачущего ребенка из рук мертвого волхва и бережно положила младенца на кровать. Наклонилась к телу Боугмила и зачерпнула крови все еще текущей из страшной раны, тщательно смазывая себе шею, особое внимание уделяя железному ошейнику. Затем она зачерпнула кровь в две пригоршни, поднялась с колен и принялась втирать алую жидкость в лежащего на кровати младенца. Тот не переставал плакать.
-Клянусь Свентовитом, Богумил ты меня слышишь или нет? - вновь раздался голос Рогволода.- Если ты сейчас же не ответишь мне, то я вышибу дверь?
Не обращая внимания на эти угрозы, Рисса взяла на руки сына и с вожделением посмотрела на него. В ее взгляде не было и тени материнской любви и заботы - ребенок для нее был лишь средством, воплощением коварного плана, давно вынашиваемого жрицей Змеи. Этот хнычущий кусок плоти, которым Рогволод надеялся накрепко привязать Риссу к себе, послужит ее освобождению.
-Ты проклятая шлюха!- раздался гневный голос князя из-за двери.- Клянусь всеми богами, если хоть волос упадет с головы моего сына, - я собственноручно вырву у тебя кишки из груди и запихаю тебе в глотку. Открой дверь, ведьма!
-Откуда у него волосы, дурень? - скорей себе, чем князю ответила Рисса, глядя на лысую черепушку плачущего ребенка. Жуткая нечеловеческая улыбка искривила губы ведьмы, она наклонилась ниже и ее острые зубы впились в нежный живот зашедшегося в истошном крике младенца.
Она не зря внимательно слушала рассказы молодого жреца о богах и обычаях Вендского Поморья. Кузнечное мастерство Богумила имело в основе своей веру в то, что молот Свентовита и пламя Сварожича куют те незримые узы, что скрепляют все сущее на этой земле, выковывая основу существующего миропорядка. Узы, крепящие отношения существующие в человеческом обществе: между Богом и волхвами, между государем и подданными, рабом и господином, мужем и женой, родителями и детьми. Недаром одним из имен Свентовита было - Прове, даритель законов. Именно его силой накладывал Богумил заклятие, сковывавшее дар Риссы, превращая ее в обычную девку, наложницу князя. Разрушить это заклятие могло только что-нибудь вопиющее, в корне рушившее законы, которые даровал Прове людям.
А что может быть более беззаконным, более противоестественным, чем мать, пожирающая собственное дитя?
Не обращая внимания на крики младенца, Рисса рвала зубами его плоть, откусывала куски мяса с пухленьких ручек и ножек и, давясь, проглатывала их. От оглушительного крика ей казалось, что она вот-вот сойдет с ума, ей хотелось вцепиться в горло ребенка и скорей прекратить этот плач. Но она сдерживала себя - предсмертные мучения и крики собственного сына придавали ей особую силу. Она чувствовала, как стремительно нагревается сталь, охватившая ее шею, как расходится по ее телу, пульсирующая боль, только усиливающаяся с каждым ее новым укусом, с каждым криком младенца, с каждым вновь проглоченным ею куском мяса. Кровь убитого жреца создавала невидимую связь между тем моментом, когда на нее было наложено заклятие и сегодняшним днем, а кровь ребенка - помогала разрушить те чары. Превозмогая жуткую боль, она упрямо вгрызалась в маленькое пухлое тельце. За дверью кто-то бегал, сыпал угрозами, проклятиями, мольбами князь - Рисса давно уже не слышала ничего из того, что происходило там. Даже когда в дверь бухнуло что-то тяжелое и доски затрещали, она не повернула головы.
Оглушительная боль стала невыносимой, кольцо на ее шее превратилось в раскаленную удавку, перед глазами поплыли красные круги. Из последних сил Рисса вцепилась зубами в горло младенца, наконец, заставив его замолчать, и тут же ошейник с треском лопнул, разлетевшись по комнате множеством железных осколков.
Дверь жалобно трещала, выгибаясь под ударами тарана, казалось, что она вот-вот слетит с петель. Рисса обернулась в ту сторону и ее глаза вновь блеснули огнем триумфа.
-Свободна!!!- выкрикнула она и безумно расхохоталась.
Она с радостью ощутила полузабытые доселе чувства - мир вокруг нее словно заиграл новыми красками, стал в несколько раз живее, интереснее, полнокровнее. С насмешливым презрением она прочла мысли вендов пытающихся взломать дверь в ее покои: доведенные до предела гнев, горе, растерянность, страх. Она подумала, не попробовать ли заставить их убить друг друга, но потом поняла, что еще не полностью восстановила силы. Поэтому она остановилась на другом решении: сложив пальцы направленной в сторону двери щепотью, она зашептала слова заклинания-приказа.