Зафрахтование нескольких угольщиков, которые должны были доставлять на эскадру уголь из Кардифа, позволило линейным кораблям держаться в море в таком составе, чтобы никакие неприятельские силы не могли бы ни подавить их, ни ускользнуть от их наблюдения, Что касается крейсеров и миноносцев, то адмирал собирался использовать их для разведок с боем в центральной части южной Адриатики. Затем он предполагал возможно чаще производить атаки неприятельских кораблей перед Каттаро и Антивари подводными лодками, два дивизиона которых присоединились к нему на Мальте с Foudre в качестве базы. Наконец, адмирал стремился установить связь с Черногорией как для того, чтобы получать сведения о противнике, так и для того, чтобы не оставлять совершенно изолированной эту маленькую страну, которая мужественно выступала бок о бок с союзниками.
* * *
6 подводных лодок 1-го дивизиона покинули Мальту одновременно с линейными кораблями и 27 августа стали на якорь вместе с Foudre к западу от Корфу. 28 августа Joule и Le Verrier снялись с якоря, чтобы идти на позиции (одна перед Каттаро, другая - между Каттаро и Антивари, с тем, чтобы провести там в позиционном положении весь день 29 августа). Joule дважды подверглась атаке миноносцев, не имея возможности сама занять позицию для атаки. Le Verrier совсем не видела противника, и обе лодки возвратились 30 августа. Они имели легкие аварии, которые заставили адмирала отослать их на Мальту, а оттуда в Бизерту, так же как Faraday и Bernouilli. Недостаточная надежность наших подводных лодок, слишком хрупких, была трудно совместима с требованиями военного времени; им потребовалась переборка всех механизмов, продолжительная тренировка и все самопожертвование их отборного личного состава, чтобы получить возможность нести службу в условиях военного времени. Точно так же, в результате напряженной службы, выходили из строя миноносцы. 25 августа только десять миноносцев из тридцати восьми, которыми располагал флот, оказались в состоянии принять участие в операции. Требовалось обучение личного состава и приспособление материальной части к особым условиям службы в военное время. Отсутствие вблизи от района крейсерства организованной операционной базы являлось крайне ощутимым для этих малых кораблей. Как писал главнокомандующий, "миноносцы и подводные лодки цепляются за малейшее укрытие, которое им могут предоставить скалистые берега Паксоса и Анти-Паксоса". Все корабли были вынуждены производить приемки в открытом море. "Флот пользуется такого рода возможностью благодаря исключительно благоприятной погоде, но положение сделалось бы весьма сложным и очень тяжелым в условиях плохой погоды".
* * *
Одной из первых забот морского министерства, с момента открытия военных действий против Австро-Венгрии, явилось предоставление главнокомандующему возможности быть осведомленным о действиях неприятельского флота. Для этой цели имелся великолепно расположенный наблюдательный пункт - находящаяся на черногорской территории гора Ловчен, которая непосредственно командует над рейдом Каттаро. Для связи с флотом была изготовлена подвижная радиостанция с дальностью действия около 300 миль. Лейтенант Жиньон, который должен был установить эту станцию на Ловчене, при содействии Черногории, покинул Тулон на реквизированном пароходе Liamone, который должен высадить личный состав и выгрузить материальную часть в Антивари.
Этот порт хорошо подходил для такого рода операций благодаря молу в 200 м, который защищал его от всех ветров, за исключением западных, и к которому могли приставать суда с осадкой до 7 м. Однако, он находился всего в 35 милях от Каттаро и был совершенно не обеспечен от покушений неприятеля, который уже обстреливал его и поставил минное заграждение на его рейде. При таких условиях туда нельзя было идти без соответствующего эскорта; главнокомандующий решает, что флот воспользуется этим случаем для демонстрации перед Каттаро.
Liamone, под непосредственным эскортом двух дивизионов миноносцев с поддержкой в виде 2-й легкой бригады, направился прямо в Антивари, куда и прибыл утром 1 сентября. Миноносцы 2-го дивизиона, снабженные тралами, которые капитан 1 ранга Ронарк усовершенствовал перед самой войной, протралили фарватер: были найдены четыре мины; Liamone вошел за миноносцами и ошвартовался у мола.
В течение этого времени линейные корабли, имея в дозоре 1-ю легкую бригаду и будучи обеспечены от подводных лодок тремя дивизионами миноносцев, направились к Каттаро, держась не ближе пятнадцати миль от берега, чтобы избежать малых глубин, где могли быть поставлены минные заграждения. Придя на параллель входа в Каттаро, они приблизились к нему внезапным поворотом и с расстояния около 13000 м открыли по фортам точный огонь из своих тяжелых орудий. Был замечен привязной шар, поднявшийся над Каттаро, но береговые батареи огня не открыли. Через четверть часа линейные корабли легли курсом на запад, в то время как крейсера, державшиеся мористее, донесли о появлении двух неприятельских подводных лодок, которые они обстреляли артиллерийским огнем. С наступлением ночи флот и Liamone, закончивший разгрузку, спокойно вышли из Адриатики.
"Мое намерение, - писал адмирал, - заключалось не в том, чтобы завязать дуэль с фортами, но в том, чтобы активной операцией дать знать о своем присутствии, в надежде, что неприятельский флот выйдет из своего выжидательного положения". Но австрийский флот держался в Пола, а в Каттаро находилось только несколько крейсеров, используемых для береговой обороны, и миноносцев в слишком незначительном числе, чтобы пытаться что либо предпринять. К тому же в Австрии, как и в Германии, считали, что нерационально рисковать боевыми единицами флота против превосходных сил противника, поскольку судьба войны будет решена сухопутными армиями. Австрийцы имели, кроме того, серьезные основания для того, чтобы не выходить: появление время от времени нашего флота не мешало им оставаться хозяевами на Адриатике, и, наконец, они не были уверены в личном составе своего флота, в котором преобладали славянские элементы, тайные симпатии которых были всецело на стороне наших союзников - сербов. В особенности на борту линейных кораблей, где каждый человек не находился в такой же степени на виду, как на миноносцах и подводных лодках, демонстрации уже имели место: надписи "да здравствует Петр Первый, сербский король" появились на пушках и оставались на них в течение нескольких дней, поскольку никто не рисковал их стереть, учет такого рода настроений личного состава был бы достаточен для того, чтобы удержать высшее командование от пересмотра своей тактики, если бы последняя не диктовалась в конце концов обстановкой в почти категорической форме.
В поисках базы
Флот, вернувшийся из Адриатики в ночь с 1 на 2 сентября, возобновил свое крейсерство на линии блокады, произвел в море полную приемку топлива и принял с присланного из Тулона транспорта Ving-Long необходимое снабжение. Так или иначе, но питание флота налаживалось. Зафрахтованные пароходы доставляли провизию из Тулона и Мальты; отсутствовала пресная вода, и главнокомандующий тщетно требовал водолеи; уголь и мазут поступали нерегулярно. Личный состав кораблей, входящих в состав легких сил, в результате непрерывной блокадной службы, стал сильно изматываться, материальная часть кораблей быстро изнашивалась. Адмирал посылал поочередно дивизионы миноносцев на отдых в Корфу, в Левчимо, в Сан Джиовани, в Бьянко; однако, им всякий раз приходилось менять якорную стоянку, потому что греческое правительство, хотя и сохранявшее доброжелательный нейтралитет, все же считалось с настойчивыми протестами центральных держав, тотчас же информируемых о движениях наших кораблей замечательно организованной агентурной разведкой. Таким образом, австрийский флот знал состав наших сил на линии блокады и имел возможность заблаговременно отзывать свои корабли, как только наши выходили в море, ложась на курс норд в Адриатику. Это, например, имело место 6 сентября, когда весь флот эскортировал Bouclier, на котором следовал в Антивари черногорский княжич Данило со своей свитой. Высадка происходила без инцидентов, кроме обнаружения двух мин тральщиками, шедшими впереди Bouclier. В течение этой операции подводные лодки Arago и Curie должны были держаться в позиционном положении перед Каттаро; но во время их перехода по назначению, ночью они столкнулись, и Curie должна была вернуться; лейтенант Манье, командир Arago, продолжал поход один, несмотря на полученные лодкой легкие аварии, и занял назначенную позицию, находясь на которой он видел под вечер неприятельский миноносец, однако на слишком большой дистанции, чтобы он мог его атаковать торпедой.