— Здесь красиво, — рядом возникла Луна. — Но в море лучше.
— Конечно там лучше, — хмыкнул Николай. Они уже на протяжении нескольких недель обговаривали ее отплытие в море. Жена все стремилась в открытое плавание, проведать Каза, встретиться с Инеж и побывать наконец на своем любимом бриге «Восходящая звезда». Корабль был пришвартован в гавани Ос Керво и лишь ждал свою хозяйку. Но Николай не был готов ее отпустить. Он обещал ей море, обещал, что будет ее помощником и союзником в приключениях, но сейчас необходимо было наладить все дела в столице, укрепить позицию новой королевы. Он мог бы отпустить жену одну, но сердце рвалось к ней.
После битвы за Ос Керво их следопытам не удалось разыскать Дарклинга. Последователи Беззвездного святого все так же проводили свои службы, а некоторые даже встали лагерем у дворцовых стен, чтобы обратиться к новой королеве с прошением о признании Дарклинга святым. Но самого его нигде не было. Пока однажды вечером они не вошли в зал советов Малого дворца и не обнаружили его развалившимся в одном из кресел, словно он никуда и не уходил.
Николай тогда, помнится, схватился за пистолеты, а Зоя с Толей встали в боевую стойку. Но Дарклинг просто подпер рукой подбородок и сказал:
— Похоже, уже не в первый раз у Равки проблема, решить которую могу только я.
Луна тогда была с братом и Давидом в отстроенных мастерских фабрикаторов, а потому не могла что-либо сказать Дарклингу, но Николай был уверен, что это как минимум ее бы повеселило.
Он снова оглянулся на Зою, топающую за ним, в низко надвинутой на уши шапке из чернобурки, с красным от холода носом. За последние несколько недель он видел, как она проводила встречи, дипломатические приемы, нелегкие первые переговоры о мире с фьерданцами. Он был рядом, чтобы очаровать недовольных или помочь советом при необходимости, но Зоина служба в качестве генерала Второй армии заставила ее заранее ознакомиться со всеми тонкостями внешней и внутренней политики Равки. И пусть она никогда не питала особого интереса к сельскохозяйственным реформам, но тут ей на помощь могли бы прийти ее министры. Да и Николай, если бы она позволила. Он выполнял роль ее первого советника, но иногда ему даже не приходилось ничего советовать — Зоя прекрасно справлялась с многими делами. А его душа наконец была спокойна, ведь он сделал правильный выбор. Бари тоже был что-то наподобие советника, только более тайного и скрытного, он советовал из тени и предлагал свои идеи шепотом. Николая даже как-то раз кольнуло, что Зоя прислушивается больше к Миронову, чем к нему, но жена сумела его успокоить, заверив, что Бари редко ошибается, и, если он предлагает рискнуть, значит это продуманный шаг.
Они оказались у монастыря внезапно. Только что протискивались между двух отвесных каменных стен, и вот уже смотрят на украшенные изысканной резьбой арки и колонны из серого камня, образующие фасад монастыря. На расположенных между ними фризах была изображена история появления первых святых стражей — монахов, превратившихся в зверей, чтобы служить первому королю Равки, и не сумевших вернуться в человеческое тело. Юрий верил, что и Санкт-Феликс был среди этих монахов, а подробности истории его мученичества изменились с течением времени после многочисленных пересказов. Феликс прошел через обисбайю, обряд Тернового огня, чтобы изгнать из себя зверя. А как быть с тем, что Николаю в последнее время все меньше хотелось расставаться со своим демоном? Он ведь по-прежнему мог трудиться на благо своей страны. В этом ничего не изменилось.
Двери, в которую можно было бы постучать, не нашлось, был лишь длинный туннель, уходящий во тьму. Один из солнечных солдат осветил путь.
— Пахнет чем-то сладким, — заметила Женя, и мгновение спустя они поняли чем.
Перед ними раскинулась огромная, припорошенная снегом поляна под открытым небом. Окружавшие их каменные стены были усыпаны полукруглыми нишами, похожими на сотни голодных ртов, а в центре поляны росло самое высокое дерево из всех когда-либо виденных Николаем.
Его искривленный ствол по обхвату не уступал маяку в Ос Керво. Сеть мощных, толстых корней раскинулась от основания ствола, а высоко вверху сплелись в купол, почти накрывший поляну, его ветви, усеянные алыми цветами и шипами длиной в несколько ладоней.
Терновый лес. Но на этот раз он выглядел совсем по-другому.
— Похоже на священный ясень Джеля, — заметила Зоя.
— Или на те картинки в книжке с легендами про старый лес, — повернулась Луна к Бари.
— Это была картинка из тома про Вековой дремучий лес третьей эпохи… — начал объяснять Миронов.
— Все истории берут где-то начало, — раздался голос из скрытой тенями ниши. Перед ними возникла женщина, закутанная в алые шелка, с черными волосами, заплетенными в три косы, которые она перекинула через плечо. Она была шуханкой с глазами цвета молодой листвы и босыми, несмотря на снег, ногами. — Все боги — это один бог. — Она повернулась к Зое. — Nae brenye kerr, eld ren.
Зоя поклонилась.
Николай перевел взгляд с Зои на монахиню.
— Прошу прощения?
— Это каэльский, — объяснил Дарклинг. — Древний каэльский. Язык — чему я весьма удивлен, — известный Зое.
— Не знала, что пустота твоего черного сердца умеет удивляться, — хмыкнула Луна, обходя помещение.
Дарклинг нахмурился, отворачиваясь.
— Это значит «Приятно встретить тебя снова, старый друг». Юрис уже бывал здесь, — объяснила Зоя.
— Давно, — подтвердила монахиня. — Он хотел снова стать человеком и думал, что мы сможем ему помочь. Ты страшишься такой судьбы?
— Не думаю, что из-за этого стоит пока переживать, — отметил Бари.
— Мироновы, — монахиня поклонилась им.
— Ээээ, — протянула Луна. — Может не стоит?
— Легенды не врали…
— Рада за них, — перебила сероволосая, крутясь возле дерева. — Вы не против, если я…
Она протянула руку к стволу.
— Ты хочешь попробовать? — спросил Бари, подходя.
Девушка неуверенно кивнула, озадачено смотря на брата. Почему-то сейчас Николай больше всего хотел, чтобы у них все получилось, потому что вид жены был таким хрупким и нежным, что мог разбиться об отказ. Монахиня, кажется, тоже почувствовала что-то похожее, и дала согласие Мироновым.
Луна прикоснулась к коре дерева, закрывая глаза. Все в ожидании замерли. Бари тоже вскоре уместил свою ладонь возле руки сестры. Долгое время ничего не происходило. Николай и не знал, должно ли было что-то происходить. Но в какой-то момент Луна прикоснулась лбом к дереву, плавно стекая к корням.
— У них получилось, — прошептала Зоя.
Бари первый отошел от дерева, молчаливый и невероятно серьезный, он пугал своей замкнутостью. Он был расстроен, зол, обижен, печален, радостен. Зоя не подходила к нему, замерев на месте, пока Миронов в раздражении и переполняющих его эмоциях ходил из стороны в сторону. Николай был удивлен, но его смог остановить Давид. В прямом смысле, фабрикатор просто вышел вперед, в какой-то момент положив на плечо Бари руку. Шатен раздражено развернулся на Костюка, как бы уже собираясь давать отпор или желая что-либо сказать, но застыл, смотря на Давида. Тот кивнул головой в сторону сидящей в корнях дерева Луны. Взгляд Бари прояснился, и он поспешил к сестре.
Аккуратно убрав ее руку с коры, он постарался ее поднять, развернув в объятиях. Она сама прильнула к нему, крепко прижимаясь. Бари поднял взгляд на Николая. И он сорвался с места, стараясь не запутаться в ногах и подхватить девушку. Только когда Луна оказалась в его руках, он понял, что она не ослабла, не устала — она плакала. Тихо, бесшумно, стараясь скрыть свою боль. Бари рядом снова прислонился к дереву, на что Николай хотел его убить. Что-то в этом проклятом дереве расстроило его жену, сестру самого Бари, а этот опять хочет все повторить. Однако на лице созидателя вскоре расцвела улыбка.
— Он назвал его Вольф…
Луна подняла голову, смотря заплаканными глазами на брата. После снова потянулась к дереву. Николай перехватил ее ручку, целуя костяшки. Жена взглянула на него нежно и моля, а потом потянула уже их сплетенные руки к дереву. Когда они коснулись шершавого ствола, она закрыла глаза, и он зачем-то последовал ее примеру. Демон приветливо забился в груди, а после в его сознание влилась странная картинка. Детская комната в каком-то доме, а в колыбельке по центру комнаты происходит какая-то возня, потом к ней подходит статный молодой парень с черными волосами, поднимает из колыбельки идентично черного волчонка и что-то укоризненно говорит, покачивая головой. После волчонок становиться младенцем, и, заливаясь детским смехом, прикасается ручкой к щеке парня. Николай успевает присмотреться к лицу черноволосого — и оно оказывается очень похожим на лицо Бари. Потом картинка пропадает, а, открыв глаза, он рассматривает уже слезы радости на щеках своей жены.