Наверное, я очень быстро проскочила коридор, но мне казалось, что прошла целая вечность, прежде чем я добралась до убежища — собственной комнаты. Я почти бежала, чем дополнительно порадовала миссис Маклин, которой только того и нужно было, что испугать меня.
И я была испугана. Я боялась рук, которые еще недавно размахивали саблей. А если свекрови вздумается схватить меня за горло? Она ведь сильнее…
Я бросилась в комнату и захлопнула за собой дверь. Но у меня не было ключа. И не было на двери задвижки. Зачем, подумала я, в той маленькой комнатке, где умерла моя мать, была прочная задвижка? Может быть, капитан велел поставить ее, чтобы оградить мою мать от ненависти этой женщины?
По ту сторону коридора все было тихо. Я не услышала скрипа закрываемой двери, не услышала и звука шагов, который свидетельствовал бы, что кто-то подходит к моей комнате. Просто глухая тишина. Мне даже захотелось выглянуть в щелку и посмотреть, что делает миссис Маклин. Но я и так отлично это знала. Она стояла там же, где я ее встретила, с той же ужасной улыбкой на губах, с тем же пустым взглядом. Просто стояла, не моргая, и сквозь дверь буравила меня взглядом, зная, как я дрожу от страха.
Я нашла стул с крепкой спинкой и, чтобы хоть как-то обезопаситься, подперла им дверную ручку. Дверь в комнату Брока была, как всегда, прикрыта, но у меня не было второго крепкого стула, чтобы надежно закрыть и ее. А если миссис Маклин решит войти сюда через комнату сына?.. Я бросилась к окну, чтобы в крайнем случае открыть его и позвать на помощь, и увидела Брока — он возвращался домой. Я вновь отпрянула и упала на кровать. Сердце колотилось, мысли путались от страха.
Из коридора донесся скрип, а затем шаги в спальне свекрови. Слава богу, миссис Маклин покинула свой пост. Я лежала, прижавшись щекой к подушке, сердце колотилось, и мне казалось, вот-вот разразится какая-то беда.
Но ничего не произошло. Совсем ничего.
Пора еще не настала. Изуродованное лицо статуи было лишь отголоском далекого грома. Буря надвигалась, ветер страха уже свистел вовсю, но гроза еще не разразилась.
Время еще не пришло.
15.
До ужина не случилось и ничего примечательного. Избегая компании Брока или его матери, я напросилась на ранний ужин вместе с Лорел, и мы с ней довольно весело поболтали за кухонным столом, несмотря на то что миссис Кроуфорд дулась и всячески старалась испортить нам настроение.
Лорел еще не знала об изуродованной скульптуре, и я ей ничего не сказала. Возможно, если бы я это сделала, потом ей было бы легче, но девочка так преобразилась за последние дни, что мне просто не хотелось ее расстраивать.
Ян до вечера не появлялся. После ужина Лорел ушла спать, а я отправилась в библиотеку, самую уютную комнату в доме, и, затопив камин, уселась перед ним с книжкой сэра Вальтера Скотта. Обычно рассказы о благородных шотландских лордах и леди увлекали меня, но с недавних пор все меньше. События, происходившие со мной в действительности, не давали рыцарской романтике захватить воображение. Поэтому, хотя дрова весело потрескивали, а перед глазами белели страницы, я скользила глазами по строкам, почти не воспринимая прочитанное.
Потом дверь вдруг открылась и вошел Ян Прайотт. Я едва не выронила книгу. В этом доме я начала шарахаться от собственной тени.
— Я так и думал, что вы здесь, — сказал он вместо приветствия. В голосе звучала безысходность.
Он развернул стул и уселся на него верхом, лицом ко мне, сложив руки на спинке стула. На лбу Яна залегли горькие складки. Он выглядел усталым, разочарованным и каким-то надломленным.
Прайотт так долго молчал, что я осторожно заговорила сама:
— Вы видели Лиен? Что она сказала?
— Только то, что крис два дня назад пропал. Говорит, что ходила в Гавань, а когда вернулась, его уже не было. Она хотела сказать мне об этом при встрече, но я так давно ее не навещал…
Я почувствовала, что в словах Лиен должен был прозвучать упрек.
— Значит, она отрицала, что изрубила статую?
— Вот именно. И даже очень рьяно. Правду она говорит или лжет, утверждать не берусь. Я помню, как гладко она лгала капитану, когда ей было нужно. А вообще она очень удручена, обижена и рассержена.
— Рассержена на вас?
Он глянул на меня, и я опустила глаза, уставившись на страницы книги. Я хотела завоевать дружбу Яна, а не его любовь. Я знала: нужно обязательно дать ему понять это. В нем чувствовалась сила воли, которую в этом доме приходилось подавлять. Он способен взять себя в руки. Ян — спокойный человек, но не слабый. И все же мне не хотелось причинять ему новую боль, когда не зажила еще прежняя душевная рана.
Не поднимая глаз, я повторила вопрос:
— Так Лиен на вас сердита?
— Она сердита и на меня, и на вас тоже. Думаю, она понимает, что со мной происходит. Она сердита и потому, что капитан обманул ее. Лиен привыкла считать себя главной наследницей и не лишена алчности. Но я ее не виню.
Я не стала спрашивать его, почему за это нужно винить.
— Брок тоже думает, что статую изуродовала не она, а его мать, — сказала я.
По-видимому, Ян не учитывал такой возможности. Вероятно, поначалу он был твердо уверен в том, что это сделала китаянка, и даже не рассматривал версии о других предполагаемых виновниках.
— Хм, не исключено, — после долгого молчания произнес он. — Наша суровая Сибилла имела все основания так поступить — тут и ревность к покойной Карри Коркоран, и ненависть к кораблю, и неприязнь к вам… И все же более вероятно, что это Лиен. Мне кажется, ваш муж не там ищет виновника, миссис Маклин.
— Не называйте меня так! — воскликнула я.
Яну иногда нравилось поддевать собеседника и язвить, и сейчас он издевался и надо мной, и над собой. Прайотт встал и принялся вышагивать по библиотеке вдоль книжных шкафов и обратно, а я с несчастным видом следила за ним. Ян поймал на себе мой взгляд и вернулся к камину.
— Какой же я дурак! — воскликнул он. — Прояви я хоть каплю благоразумия в день вашего приезда и не отложи решение посадить вас на поезд до утра, я бы сразу похитил вас, умчал отсюда, от капитанского самодурства. Но я не посмел. А теперь слишком поздно. Что сделано, то сделано, и нет пути назад.
Мне тоже оставалось только сожалеть о том, как все могло сложиться, но не сложилось. Окажись я тогда далеко, и теперь меня не мучило бы непонятное, гипнотическое оцепенение в присутствии Брока Маклина. Этот странный человек, звавшийся теперь моим мужем, притягивал и отталкивал меня одновременно. Но Яну об этом я сказать не могла.
Я молча сидела, глядя в огонь. Прайотт подошел к письменному столу, за которым обычно работал над историей компании.
— Вот, возвращаю вам карты, — сказал он. — Ничего не придумал с этой китовой печатью.
Он произнес это равнодушно и положил стопку мне на колени. Я решила, что он был слишком занят и просто не стал заниматься розысками, в которые не верил.
Я взяла карту, наклеенную на холст, и в который уже раз принялась ее рассматривать. Сколько было романтики в одних только географических названиях; Конские широты, тропик Козерога, Северо-восточный муссон и, конечно же, Ревущие сороковые, где корабли, огибающие мыс Горн по пути в Китай и обратно, старались оседлать господствующий на этих широтах "бодрый западный ветер". Другой, восточный путь в Китай пролегал возле мыса Доброй Надежды, и здесь, под самой Африкой, гордо красовалась так озадачившая меня полная китовая печать. "На китайской линии", как сказал капитан.
В недоумении покачав головой, я пробормотала:
— Заберу их с собой и, может быть, потом снова просмотрю. Вдруг меня осенит?
Яна карты совершенно не интересовали. Он подошел к моему креслу и сзади положил ладони мне на плечи.