Контраст между двумя частями дома был поразителен. В новом крыле витала атмосфера строгой элегантности и хорошего вкуса. Здесь не было ни сморщенного старика-тирана, ни запаха сандала, ни китаянки в причудливых одеяниях, ни меча — атрибута диких церемоний:
Но железная воля властного старика настигла меня и здесь. В замкнутом пространстве комнаты мне было неуютно и душно. Я подошла к окну и отодвинула занавеску. Хотя поздний вечер был серым и сумрачным, почти ночная тьма грозы рассеялась и дождь прекратился. Свежий воздух манил меня. Я накинула на плечи пелерину и, быстро пробравшись вниз, выскользнула из дому, избежав встречи с кем-либо из домочадцев и расспросов, куда это я собралась. Сейчас мне не хотелось встречаться ни с Броком Маклином, ни с его матерью.
По-прежнему дул резкий ветер, но это был чистый, свежий ветер, и я пошла ему навстречу, мимо маяка с его приземистым, разделенным на два крыла гранитным основанием, на самый край мыса. Здесь дикий жесткий можжевельник редел и уступал место щетинистой бурой траве вперемежку с булыжником. Весной здесь, наверное, распускается множество диких цветов, но теперь это место представляло собой только пустыню мертвой травы и бесплодных камней.
Бэском-Пойнт — это один из двух мысов, вытянутых навстречу друг другу. Мысы почти смыкаются, образуя ворота гавани. Слева от меня лежали спокойные внутренние воды, охраняемые мысами и длинным гранитным волноломом. Справа катил свои воды океан. На ветру волны высоко вздымались, белые гривы их пенились, когда они мчались к подножию скалистой преграды, где я стояла. Я подставила лицо ветру и дала ему растрепать мне волосы и взметнуть одежду.
В последних лучах света я еще видела хорошо защищенную от ветра маленькую гавань, над которой нависал козырек скалы. К воде берег спускался довольно ровно. Там и сям валялись бревна строевого леса, а меж ними, подобно скелету гигантского кита, вздымались огромные деревянные ребра — тут строили новый корабль. Значит, именно отсюда "Бэском и компания" последние сто лет отправляла свои корабли бороздить океаны. За верфью к воде сбегали несколько деревянных причалов; возле одного из них виднелось небольшое суденышко.
Еще дальше теснились дома Гавани Шотландца; над крышами высоко возносились белые шпили церквей. Вдоль причалов по всей береговой линии целый лес голых мачт говорил о том, что здесь на якоре стоят суда. Эту картину, как объяснял мне отец, теперь можно увидеть по всему побережью, поскольку эра парусников клонится к закату и они доживают свой век на приколе.
Леса, обещавшие когда-то бесконечный запас корабельной сосны, начали истощаться. Деревянные корабли вытеснялись железными, а пар заменил паруса. По всему континенту стальные рельсы все чаще обращали мысли практичных людей к более быстрому наземному транспорту. Сегодня, как говорил мне отец, Гавань Шотландца держится только благодаря рыбной ловле.
Подо мной прилив гнал в гавань белые барашки, справа кипели и клокотали громадные волны. Я любовалась новым маяком, устремившим в небо стройную белую башню. Фонарь уже зажгли, и он монотонно посылал вспышки в пространство, а старый маяк темнел на фоне неба. Когда-то, проскользнув меж этими двумя языками скалистой земли, в океан во всей своей девственной красе вышла "Морская яшма". Я представляла себе эту картину, и у меня по коже начинали бегать мурашки. Разве способно бездушное железо заменить живое, гибкое, дышащее дерево? Разве могут неуклюжие черные трубы сравниться с наполненными ветром белыми парусами?
Вид океана и собственные фантазии слегка успокоили меня и уняли тревогу, вызванную речами капитана. Я начала рассуждать более здраво и спокойно. Теперь мне становилось понятно, почему в Бэском-Пойнте меня приняли столь неприветливо. Я поняла, почему с такой неприязнью смотрела на меня Сибилла Маклин. Она не желала, чтобы ее сын вступил в принудительный брак. Я знала, почему Лорел, заразившись злобой и ненавистью от своих родственников, пыталась напугать и выгнать меня отсюда. Единственный взгляд, брошенный на Брока Маклина, позволил мне понять, что он очень не хочет выполнять желание старика. Но разумеется, я смогу быстро рассеять все их сомнения. Теперь я знала, почему мой отец не хотел, чтобы я сюда приезжала, и вовсе не собиралась здесь оставаться. Решено! Я не позволю капитану, подверженному мании величия, заточить меня в тюрьму. Уеду как можно скорее и никогда больше не вернусь. Первым поездом, на который только успею, я отправлюсь в Нью-Йорк.
А там мне предстоит лицом к лицу столкнуться… с чем?
Смысл этого вопроса заставил меня охнуть, словно от ветра перехватило дыхание. Но ветер был не виноват. То был мой страх перед борьбой за существование, которая ждала меня всюду, куда бы я ни подалась. Только не здесь.
Я снова вернулась на скалу, пытаясь в тусклых сумерках получше разглядеть полумесяц городишка. Когда-то все верили, что Гавань Шотландца превратится со временем в крупный порт вроде Салема или Нью-Бедфорда. Но слишком быстро прошло время высокомачтовых кораблей, а китобойные суда ушли севернее. Горстка домов, с которой начинался город, не слишком разрослась. Я знала, что моя мать родилась в маленьком домике там, внизу. Моя бабка держала собственную пекаренку, а дед плавал по морям. Карри Коркоран выросла среди скромных, работящих людей, которые не очень-то представляли, что им делать с этой "соловушкой в вороньем гнезде", как сказал однажды мой отец. А теперь в живых не было ни родителей мамы, ни родителей отца. Не было никого, к кому я могла бы обратиться за помощью. Никто и пальцем ради меня не шевельнул бы, кроме капитана Бэскома.
Предательские мысли снова вернулись — они, казалось, сами собой так и лезли в голову. Что за человек этот темнолицый Брок Маклин? Какое право он имел отказываться от меня, еще не узнав? Какое право он имел судить и презирать, если ни разу со мной даже не поговорил? Возмущение принесло с собой и волну храбрости. Почему бы мне не остаться и не подождать, что будет. Воздержусь-ка я от суждений, пока не встречусь и не поговорю с этим человеком. Не буду принимать необдуманных решений и судить о нем, как он обо мне.
Такие вот самодовольно-добродетельные мысли открыли мне лазейку — нет, не к тому, чтобы принять план капитана, но к тому, чтобы не отвергать его с ходу. Я просто подожду, что будет. Невзирая ни на что, передо мной забрезжил лучик надежды. Нет, не соблазн обрести дом и богатство подвигли меня на такое решение — они не много для меня значили. Мне нужен был именно теплый кокон любви. Согласно мечте, с которой я сжилась, предполагались волшебные превращения, и вот уже неведомая фигура Брока Маклина стала приобретать определенную романтическую привлекательность.
Капитан сказал, что я похожа на свою мать. Но я к тому же была и самой собой, и мне не приходилось жаловаться на отсутствие внимания со стороны тех немногих молодых людей, которых я знала в Нью-Йорке. За мной — соблюдая все приличия и в присутствии моего отца — ухаживали несколько человек, которых я если и поощряла, то только в шутку. Они всегда казались мне юными и неотесанными в сравнении с тем, кто виделся мне в мечтах. Мне казалось, что он должен быть похож на отца, с крепкой примесью еще более сильного человека, каким я представляла себе по рассказам капитана Обадию. Может быть, неведомый Брок Маклин как раз подходит под это описание? Мое шустрое воображение сразу нарисовало картинку, как он, лишь увидев меня, забудет о том, что не хочет снова жениться, и весьма охотно бросится к моим ногам.
Эти фантазии были так приятны, что я улыбнулась сама себе и повернулась, чтобы идти к маяку. Я почти успокоила себя. Может быть, капитан гораздо умнее, чем я думала, и нашел решение, которое в конце концов может оказаться для меня наилучшим. Я почувствовала себя веселее, снова вернулась жажда приключений, а поскольку мне совсем не хотелось возвращаться в дом, я направилась к башне маяка.
Заброшенное строение оказалось совсем не таким высоким, как новый маяк по ту сторону гавани, хотя в былые времена сам скалистый мыс давал ему нужную высоту. Мощеная дорожка через поросшую бурой травой лужайку вела к каменной башне и прилепившемуся к ней двухэтажному домику, в котором, казалось, теперь никто не жил, хотя на флагштоке перед дверью трепыхался флаг. По отцовским рассказам я отлично знала этот флаг — желтый флаг "Бэском и компании". Желтый — в честь Китая, в отличие от множества бело-голубых флагов большинства морских компаний. Отношения компании с купцами из Кантона — хонгами — всегда были прекрасными. Отец обменивался подарками с самим Хуа Ку и часто с уважением говорил о почтенном китайском купце, который возглавлял торговлю хонгов с Западом.