Маяки были частью повести о кораблях и морях, но никогда прежде ни на одном из них мне побывать не доводилось. Я быстро прошла по дорожке и поднялась по низеньким ступенькам. Дверная ручка легко повернулась, и я вошла внутрь. Но едва я перешагнула порог и оказалась слева от круглых ступенек, восходивших по спирали в башню маяка, как неожиданно рядом со мной взорвалась свирепым лаем собака. Я испугалась, что она вот-вот бросится на меня из темноты, и уже готова была убежать, но услышала, как мужской голос приструнил пса, и тот замолчал. Я сообразила, что лай раздавался из-за закрытой двери, которая вела в другое крыло дома.
Сердце мое заколотилось немного чаще: я поняла, что Брока Маклина отделяет от меня только дверь. Мечты все еще туманили мне голову, и я не испытывала желания скрыться. Несомненно, он удержит пса, и будет очень даже неплохо, если мы случайно встретимся здесь, подальше от гнетущей атмосферы дома и злобной матери Брока.
Я оторвалась от двери и шагнула в просторную комнату, ярко освещенную двумя лампами на китовом жиру, подвешенными на блоках к потолку. Окна с одной стороны выходили на дом капитана, а с другой — на море. Из большой комнаты вели двери в две другие, видимо поменьше, в крыльях дома. Двери, однако, были закрыты. То же помещение, куда я попала, оказалось чем-то вроде музея "Бэском и компании". Справа от меня стояла фигура мальчика в матроске, вырезанная из дерева почти в натуральную величину. В руках юнга держал большой медный нактоуз[2]корабельного компаса; голубые глаза мальчика, казалось, следили за мной, когда я двигалась по комнате. Множество корабельных носовых фигур — некоторые из них потрескавшиеся и потрепанные непогодой семи морей, а некоторые как новенькие — блестящие и выкрашенные, словно не знавшие соленой воды, — стояли на пьедесталах по всей комнате и висели на цепях под потолочными балками. Вполне возможно, подумала я, что часть фигур и не бывала в море; я ведь знала, что некоторые капитаны прикрепляли к кораблю ценные носовые фигуры только в порту, а перед выходом в море прятали их на берегу в укромном месте. По стенам были развешаны картины и фотографии в рамках. Одна из картин сразу же приковала мое внимание. То была акварель, выполненная нежными красками, и изображала она клипер с надутыми парусами. Клипер мчался по тщательно выписанным зеленым волнам с белыми гребнями. Корабль был черный, с зеленой, как яшма, полосой на корпусе; на вершине топ-мачты развевался желтый флаг "Бэском и компании". На заднем плане виднелись зеленовато-голубые холмы, выдававшие китайский стиль рисунка. Я наклонилась поближе, чтобы прочитать карандашную надпись на рамке. Она гласила: "Морская яшма", гавань Вампоа". Дальше стояла подпись художника-китайца.
Я замерла, завороженная, вглядываясь в каждую деталь картины. Вот он, прекрасный и ужасный корабль, который в свое время побил все рекорды скорости и разбил сердце моего отца. Я знала, что в первом же рейсе «Яшмы» случилось нечто, что заставило отца бросить свое призвание, невзирая на фанатичную преданность морю. Мне тогда было не больше двух лет, поэтому о случившемся я ничего не знала. Позже, когда я подросла, стоило кому-нибудь произнести слова "Морская яшма", как в доме воцарялось напряженное молчание, а иногда, если я слишком приставала к тетке, прося рассказать о корабле, она вдруг принималась плакать.
Я так засмотрелась на китайский рисунок, что ничего не слышала, как вдруг рычание пса заставило меня в ужасе обернуться. Страшный черный пес стоял рядом с хозяином в проеме открытой двери и смотрел на меня. Пес был так огромен, что человек держал руку на холке, не нагибаясь.
Убедившись, что свирепая тварь полностью в подчинении у человека, я переключила внимание на хозяина. Сейчас он был без зюйдвестки, и я увидела, что он высок и крепко сложен. Лорел назвала своего отца Черным Шотландцем, и это прозвище показалось мне метким. Волосы у Брока Маклина были густые и темные, сильно вьющиеся. Густые черные брови дугами нависали над большими темными глазами, смотревшими на меня весьма холодно.
— Ну и что вы о ней думаете? — спросил он.
Не сразу сообразив, что он имел в виду "Морскую яшму" на картине у меня за спиной, я покраснела, смутилась и совершенно растерялась. Совсем не так я представляла себе нашу встречу. Это я должна была застать его врасплох, встретить храбро и с улыбкой. А тут у меня и голос задрожал при попытке ответить.
— Я… я думаю, что "Морская яшма" — самый красивый корабль, когда-либо ходивший по морям. — Мои слова были вызваны бесстыдным стремлением подольститься к этому человеку, поскольку это ведь его отец, Эндрю Маклин, спроектировал и построил корабль, о котором шла речь — об этом мне напомнила Лорел.
— Совершенно верно, — сухо согласился Брок Маклин. — Это был клипер необычайной красоты. И жестокости. В свое время «Яшма» убила немало людей. И моего отца в том числе.
Я с трудом проглотила отсутствующую слюну. Ясно, что моя попытка подольститься не удалась. Собака утробно зарычала, и я бросила на нее боязливый взгляд. Хозяин пса это заметил. — Вы правильно делаете, что боитесь, — усмехнулся он. — Люцифер — собака несговорчивая. Но он мой друг, и доверять ему можно больше, чем кое-кому из людей. — Брок Маклин показал на стеклянный ящик, и я заметила слабый блеск яшмового перстня на пальце. — А это модель "Морской яшмы", которую капитан Обадия вырезал из белого дуба в один из рейсов. Мне кажется, он верно ее изобразил. Во всяком случае довольно близко к действительности.
Я поскорее подошла к ящику и притворилась, будто внимательно рассматриваю изящную модель под стеклянным колпаком. Благодаря отцу у меня был достаточно наметанный глаз, чтобы оценить чистоту линий, грацию кормы, простор палуб. Человек привлекал мое внимание гораздо сильнее, чем корабль, только я боялась встретиться с ним взглядом.
— Некоторые поговаривали, что отец построил ее слишком уж узкой, что ей не хватит устойчивости. Но, посрамив критиканов, — продолжал мой собеседник, — она не переворачивалась и оставалась на плаву в любой шторм.
— А где она теперь? — спросила я.
Его лицо потемнело.
— Капитан продал ее несколько лет назад, когда корабль перестал приносить прибыль. Может статься, перевозит рабов или китайцев в Перу на сбор гуано…
Жуткое занятие, страшная судьба для гордой красавицы…
Брок Маклин снова заговорил, голос его стал низким, почти как рычание собаки.
— Вы, я полагаю, уже виделись с капитаном…
Я кивнула.
— Да, я с ним говорила.
— Значит, знакомы и с этим его безумным планом?
Явственное презрение в голосе Брока Маклина развеяло последние клочки моих мечтаний. Я сумела оторвать взгляд от модели корабля и посмотрела на собеседника из-под ресниц.
— Да, — ответила я. — Он сообщил мне, чего от меня хочет.
— И вы, разумеется, дали ему единственно возможный ответ?
Было очевидно, какого ответа ожидал от меня Черный Шотландец. Я слабо покачала головой.
— Я сказала, что дам ответ завтра. Капитан Бэском очень разнервничался, ему стало плохо. Мне просто не хотелось волновать его еще сильнее.
Оправдание прозвучало как-то неубедительно.
— Значит, вы отложили свое решение?
Маклин приказал псу сесть, снял руку с ошейника и пересек комнату. Он подошел ко мне.
Не знаю, кого я боялась в ту минуту больше — человека или собаки.
— Да, это, конечно, можно понять, — сказал он быстро. — Предложение капитана Обадии показалось вам соблазнительным. Получите вы очень многое, а терять вам нечего.