Стратегия морских держав была направлена на ведение ограниченной войны, использование альянсов для предотвращения возникновения "универсальной монархии". Когда континентальные сухопутные державы превратились в военные сверхдержавы, морские государства оказались не в состоянии конкурировать с ними. Карфаген был уничтожен, поскольку существовала только одна сверхдержава, но три последние морские державы смогли сделать выбор в пользу морских государств в рамках относительно сбалансированных структур безопасности, на которые они могли влиять, но не доминировать. Британия смогла отложить этот выбор, сочетая изолированность и богатство с рабочей силой и ресурсами глобальной империи - преимущества, которые позволили небольшому острову у северного побережья Европы оставаться великой державой до 1945 года. В конце концов экономическое разорение, потеря империи и атомная бомба положили конец британской морской державе, позволив экономической и промышленной мощи США отделить стратегию морской державы от ее идентичности.
Морские державы создавали торговые империи, используя море для соединения портов и военно-морских баз - узловых точек морской экономики и стратегии, избегая при этом чрезмерного расширения на суше. В некоторых регионах империи морских держав сменяли друг друга. Корфу был военно-морской базой для Афин, Венеции и Великобритании, а Кейптаун, ключ к европейской торговле с Азией, был расположен португальцами, развит голландцами и захвачен англичанами. Когда морские державы создавали сухопутные империи, как это сделали англичане в Индии, они были эксцентричны по отношению к концепции морской державы и часто управлялись как коммерческие концерны. Эти сухопутные империи, какими бы успешными они ни были, порождали культурную неразбериху, вызывали враждебность континентальных держав, неправильное использование стратегических ресурсов и переоценку военной мощи.
Морская мощь вытекала из инклюзивных политических систем, олигархических республик, в которых торгово-промышленники и капиталисты делили власть с земельной аристократией и конституционно ограниченными правителями. Политическая вовлеченность позволяла государству мобилизовать ресурсы для содержания дорогостоящего военно-морского флота в мирное и военное время. ВМС морских держав были ориентированы на защиту торговли, опираясь на боевой флот сдерживания. ВМС континентальных великих держав не были связаны с торговым судоходством и торговлей, сосредоточившись на "решающем" сражении флотов и проецировании силы. Государства, обладающие морской мощью, имели морских героев, культуру, церемонии и искусство, морские слова занимали видное место в их языках, они поддерживали связь с другими мирами и пытались понять дальние страны.
Морские державы предпочитали ограниченную войну, военно-морскую мощь, профессиональные армии и союзы для поддержания статус-кво. Они, как правило, четко оценивали выгоды от войны, часто делая упор на коммерческие интересы. Их стратегические предпочтения часто оказывались под угрозой из-за необходимости действовать с союзниками, придерживающимися континентальной политики. В наполеоновскую эпоху Великобритания делала ставку не на массовые армии, а на экономическую войну, периферийные операции и широкую экономическую поддержку союзников. В ХХ веке она была разорена и сломлена человеческими и экономическими издержками ведения двух тотальных войн в качестве континентальной великой державы, развертывания массовых призывных армий наряду с доминирующим военно-морским флотом. Современная Великобритания действует как средняя держава в рамках альянсовых систем, в которых доминируют континентальные интересы. Это может объяснить, почему британские политики последовали за Соединенными Штатами в бесперспективные континентальные конфликты, в частности, в Афганистане - стране, где британские интересы примечательны только своим отсутствием.