Идентичность морской державы по-прежнему имеет значение, даже несмотря на то, что она стала коллективным достоянием Запада, а не исключительной прерогативой отдельных государств. Однако ей не хватает целенаправленности и четкости изложения, которые прослеживаются у великих морских держав. Проблема усугубляется разделением идентичности морской державы и ее стратегии. В течение 60 лет западные морские державы полагались в вопросах океанской безопасности на ВМС США. Не отвечая больше за свою собственную морскую безопасность, они не смогли поддержать или продвинуть морскую идентичность, национальную ориентацию на океан или военно-морские силы, необходимые для защиты собственных интересов на море. Эта неспособность имеет значение, поскольку морская идентичность всегда создавалась. Она требует постоянной подпитки: современная концепция "морской слепоты" отражает неспособность государств и правительств поддерживать эту идентичность. Если раньше связь между зарубежной торговлей, зависимостью от ресурсов и военно-морскими бюджетами была синергетической, то в современном мире свободное использование морей воспринимается как нечто само собой разумеющееся, а судоходные службы считаются полностью отделенными от национальной политики. В данном случае распространение демократии, как и предполагал Мэхэн, ослабило связь между государствами и морем, позволив континентальным державам конкурировать.
Небольшие морские государства, такие как древний Родос, ранняя современная Генуя, Венеция, существовали на протяжении всей истории человечества: государства, ориентированные на море, выполнявшие функции торговых центров, военно-морских подрядчиков и банкиров в многополярных политических системах. Они имели много общего с культурой морской державы, но не обладали масштабами и амбициями, необходимыми для достижения статуса великой державы. Сегодня такие государства по-прежнему сильно связаны с морем в процентном отношении к национальному экономическому производству, благодаря зависимости от зарубежных ресурсов, с относительно высокой долей рабочей силы, занятой в судоходстве, оффшорных экономических интересах, нефти и газе, рыболовстве, ветряных электростанциях, верфях, доках, портах, международных финансах и других видах экономической деятельности на море. Это занятие не поддается точному подсчету, поскольку включает в себя такие нематериальные факторы, как культура, самобытность, история и мифология. Однако, как бы ее ни оценивали, она не является в первую очередь военным расчетом. Морские государства появились после 1945 года потому, что, за редким исключением, возможность свободно использовать Мировой океан в коммерческих целях не подвергалась сомнению. Морские государства не контролируют океаны; морские перевозки, доставляющие продовольствие, топливо и сырье, фактически не охраняются и зачастую неподконтрольны национальным государствам. Многие морские государства полагаются на сочетание международного права и общих интересов, а не на военно-морскую силу, чтобы обеспечить беспрепятственное движение судов со стороны других стран или негосударственных субъектов. Действительно, большинство современных военно-морских миссий в мирное время направлены на решение наземных задач - от защиты от баллистических ракет до борьбы с пиратством, наркоторговлей, контрабандой оружия и торговлей людьми. С 1945 г. защита морской торговли лишь изредка становилась предметом внимания, а наибольшую активность Запад проявлял в войне за танкеры в конце 1980-х гг. и сомалийском пиратстве.
Контроль над морем осуществляется западными либеральными государствами по отдельности или совместно, начиная с XVI века. Вряд ли эта ситуация изменится. Северная Корея, Аль-Каида и ИГИЛ могут разделять глубокое неприятие либерально-демократического миропорядка, но у них нет возможности бросить ему вызов на море. Этот потенциал, как признавал Петр Великий, и дорого стоит, и труднодоступен. Вместо этого "Аль-Каида" атаковала Всемирный торговый центр - мощный символ коммерции, распространяющей идеологию демократии, личной свободы, политической ответственности, верховенства закона и свободы выбора. Мировой океан всегда был вектором распространения радикальных и опасных идей. Платон и Конфуций хотели уйти от моря, но направление человеческого прогресса неизменно было обратным - к океану и инклюзии, прочь от обращенного внутрь застоя тоталитарной политики.