Выбрать главу

— Опасаюсь этого, сударыня, опасаюсь! Я никогда не слыхал о завещании. Доктор сомневается, чтобы Пратт имел мужество написать акт, где бы шло дело о его смерти. Мария тоже никогда не слыхала о завещании, и я не знаю, к кому еще обратиться. Но должен сказать, что пастор Уитль думает, что есть завещание.

— Завещание должно быть непременно. — сказал пастор. — Я говорил ему о нуждах церкви, и он обещал не забыть о нас.

— Пратт вам обещал что-нибудь? — робко спросил Иов.

— Может быть, — отвечал уклончиво пастор Уитль. — Человек может обещать косвенно столь же хорошо, как и прямо.

— Может быть, — отвечал Иов Пратт.

— Я бы хотел, — сказал пастор, — чтобы поискали опять, нет ли завещания.

— Я согласен на все, — сказал Иов Пратт, которого уверенность и мужество с каждою минутою возрастали. — Я соглашаюсь на все и желал бы только знать, к кому мне должно обратиться?

— Кто-нибудь из присутствующих слышал ли о том, что умерший оставил завещание? — спросил, возвышая голос, пастор Уитль.

Глубокая тишина последовала за этим вопросом.

— Не будет ли лучше предложить вопрос каждому близкому родственнику, — прибавил пастор. — Господин Иов Пратт, вы никогда не слыхали о завещании?

— Никогда. Были минуты, в которые я думал, что Пратт хотел делать свое завещание, но полагаю, что он переменил свое намерение.

— А вы, госпожа Томас? — сказал он, обращаясь к сестре. — Я предлагаю вам тот же вопрос.

— Я несколько раз говорила об этом с братом, — отвечала эта родственница, — но он никогда не давал мне удовлетворительного ответа.

— Вы никогда не слыхали, Мария, о завещании, сделанном вашим дядею?

Мария покачала головой, но не улыбнулась, потому что эта сцена была для нее отвратительна.

— Итак, — прибавил пастор Уитль, — никто не слыхал о бумаге, оставленной Праттом, чтобы открыть ее после смерти?

— Бумагу! — вскричала Мария. — Да, я слышала: он говорил о бумаге! Я думала, что вы говорите о завещании.

— Завещание обыкновенно пишется на бумаге, госпожа Мария! Бумага у вас?

— Дядюшка отдал мне бумагу и приказал мне беречь ее до возвращения Росвеля Гарнера.

Девушка покраснела и, казалось, говорила нехотя.

— Так как я должна была отдать эту бумагу Росвелю, то думала, что она касается только его. Дядюшка говорил мне о ней даже в самый день своей смерти.

— Без всякого сомнения, это — завещание! — вскричал пастор Уитль с радостью. — Не думаете ли вы, Мария, что это должно быть завещанием Пратта?

Мария об этом ничего не думала. Она знала, что ее дядя желал, чтобы она вышла за Росвеля, и думала, что бумага, адресованная к капитану, содержала подтверждение этого желания.

Мария встала, пошла в свою комнату и тотчас же принесла пакет. Иов Пратт и пастор Уитль хотели его распечатать, и первый с удивительным проворством успел овладеть им. Эти бумаги были сложены, как деловые, плотно запечатаны и адресованы на имя Росвеля Гарнера, капитана шхуны «Морской Лев».

Иов громко прочел адрес. Однако, он хотел хладнокровно распечатать пакет, как будто бы тот был адресован ему самому.

Госпожа Мартин, госпожа Томас, Уитль хотели принять участие в этом, и потому все подошли к нему. Обе женщины бросились к пакету, как будто хотели разорвать его.

— Это письмо адресовано мне, — сказал громко Росвель, — и я один имею право открыть его. Странно видеть, что те, которым не адресовано письмо, хотят его распечатать.

— Но оно от Пратта! — вскричала вдова Мартин. — И может содержать его завещание!

— В подобном случае, смею думать, я имею какое-нибудь право, — сказал Иов Пратт.

— Конечно! — сказала госпожа Томас. — Братья, сестры и даже двоюродные братья должны иметь преимущество перед посторонним. Мы, брат и сестра Пратта, здесь и должны иметь право прочитывать все его письма.

Росвель протянул руку и устремил на Иова Пратта взгляд, который заставил того укротить свое нетерпение.

— Есть закон, налагающий наказание на тех, которые распечатывают чужие письма, — сказал Росвель, — и я обращусь к этому закону, если кто-нибудь осмелится распечатать мое письмо.

Иов Пратт отдал Росвелю письмо.

Гарнер открыл пакет. Потом он развернул акт, написанный на большом листе и скрепленный подписями многих свидетелей.

— Это оно, это оно! — воскликнул Бетинг Джой.

— Ты его знаешь, Джой? — сказала вдова. — Братец Иов, этот человек может служить важным свидетелем.

— Знаю ли я его, сударыня? Я видел, как Пратт писал эту бумагу.