Все-таки Клим зашел. Он занес сапоги после рыбалки. Ольга сидела в комнате, слышала, как тот разговаривал с матерью.
-Здравствуйте, Евдокия Ивановна. Я вам рыбки немного прихватил. Живая еще.
-Вот спасибо. Хорошо, когда мужик в доме есть. С девки что возьмешь? Забыла уже я, когда в последний раз на столе караси были.
Клим потоптался у двери, кашлянул. Ольга притихла. Ей хотелось побежать на кухню, поздороваться, но какая-то сила удерживала на месте. Она слышала, как мать благодарила соседа, предлагала выпить чашку чаю. Клим согласился.
Ольга все раздумывала: встать и идти на кухню, как будто и не знала, что у них гость, или оставаться в комнате. Наверное, лучше всего вылезть потихоньку в окно, да и убежать. Уже поднялась совершить задуманное, уже высматривала, где лежат туфли, не босиком же шлепать по поселку, засмеют...
Послышался голос матери:
-Ольга!
Ну, все. Сейчас Клим подумает, что она специально от него спряталась. Она сонно, как будто спала и только что проснулась, откликнулась на зов:
-Что мама?
-Давай иди сюда, не притворяйся там.
Ольга вышла. Клим неловко поднялся с табуретки. Вместо "тугунка", худенькой девчонки с тонкой косичкой он увидел симпатичную девушку, стройную, ладную. Он до того опешил от неожиданности, что даже зачем-то ляпнул:
-Клим я. Вот зашел, караси... Сапоги... Принес.
-Да что ты говоришь? Я думала, тут медведь, а не Клим.
Евдокия Ивановна горестно воскликнула:
-Ну никак ты не можешь без своих фокусов! Какой такой медведь, где ты медведя увидела, а? Ты что, дорогая, соседа Клима не помнишь?
Она вздохнула, достала из шкафа еще одну чашку: садись уж, чего там.
Включили чайник. Замолчали. У Клима одеревенел язык. Ольга чинно сидела на табуретке, смотрела прямо перед собой. Евдокия Ивановна начала было о том, как возмужал парень на службе, да примолкла.
Через некоторое время она решительно поднялась и сказала, что пойдет отнесет рыбу в погреб. На кухне снова стало тихо. У Клима запершило в горле, он хотел было откашляться, но сдержался: черт, платка носового нет, не в кулак же кашлять, как-то некультурно получится.
Ольга краем глаза видела Клима, ей хотелось получше рассмотреть парня, но она не могла повернуть голову. На сантиметр, но не могла. Даже на миллиметр.
Наконец, чайник забренчал крышкой. Она порывисто вскочила, придвинула Климу чашки.
-Разливай, я сейчас принесу варенье.
И ушла вслед за матерью.
Клим вдруг озорно улыбнулся, натряс в Ольгину чашку соли из стоявшей на столе солонки.
Дочь с матерью вернулись. Сели пить чай. Клим с блаженным видом приговаривал:
-До чего вкусно, когда земляничное варенье, давно не пил такой.
Евдокия Ивановна довольно закивала:
- Ты не стесняйся, бери прямо большой ложкой. А чай хороший, душистый, заварка-то индийская, листовая. В пакетиках этих одна пыль да труха.
Ольга еще раз поднесла ко рту чашку, пригубила осторожненько. Больше Клим выдержать не смог. Он громко, от души захохотал. Ольга завопила:
-Мама, это он мне соли в чай насыпал!
Сразу стало шумно, весело. Перед Климом была знакомая ему девчонка, над которой он любил и раньше подшутить. А она радостно молотила его по спине своими кулачками. Евдокия Ивановна посмеивалась: ох уж, эта молодежь!
Как-то само собой получилось, что после чаепития Клим и Ольга договорились сходить вечером в кино, а пока отправились пройтись, прогуляться по поселку. Так они и сделали. Правда, фильм показывали старый, лента то и дело рвалась, народ кричал: "Сапожник!" и топал ногами. Клим не отставал от других. В этом поселке он родился и вырос. Здесь все знали его и он считал, что знает всех, поэтому чувствовал себя очень даже прекрасно.
После прогулки долго сидели на лавке у речки. Клим рассказывал о море, Ольга слушала, ахала. Дальние края она видела только в кино. Потом Клим проводил соседку до калитки, пожелал ей спокойной ночи, а сам решил еще немного посидеть, подышать свежим воздухом. Комаров побить.
К нему подошли трое парней. Один из них, с косой челкой, дыша перегаром, заявил:
-Вот ты нам как раз и нужен.
-Что вам, ребята?
-Поговорить надо.
Свой разговор они начали споро. Один ударил в живот, второй крепко врезал в ухо. Фуражка так и покатилась к воде. Тот, что с челкой, медленно, с расстановкой сказал:
-Ты к этой девушке не лезь, понял? Теперь посиди здесь, подумай, а мы пойдем.
Думать Клим не стал. Он развернулся и вкатил самому ближнему в челюсть, резко, с выдохом. Парни завопили:
-Он, оказывается, бестолковый!
-Нет, он ничего нее понимает!
-Мы тебя сейчас учить будем.
Учили, честно говоря, крепко. Привычные к тяжелой сельской работе, они от души хекали, старались. Клим озверел. Как, в родном поселке и такие порядки? Ну, получайте! Усердия у парней нисколько не убавилось, слышались крепкие удары и разноголосая матерщина.
Мама в тот вечер сидела у телевизора, ждала сына. Шум, возня на берегу привлекли ее внимание, она подошла к окну и ахнула. Возле лавочки, на которой она так любила отдыхать, дрались. Материнским чутьем она поняла, что бьют ее Клима и рванулась на улицу.
Ее обогнала Ольга, выбежавшая из дома с палкой.
После того, как все утихло, когда парни ушли, в доме зажегся свет. Скрипнула дверь. На крыльце засветился огонек папиросы. Это вышла Евдокия Ивановна. Она постояла, послушала, как причитают над парнем соседка и дочь, потом протяжно зевнула, пробормотала себе под нос:
-Охо-хо, девку-то, однако, замуж отдавать придется.
И отправилась спать. Скоро ушла и мама. Клим и Ольга остались одни. Ольга плакала, мочила в речке платок, вытирала разбитые губы Клима и спрашивала:
-Больно тебе, больно, да?
-Послушай, кто это был?
-Да есть здесь дурак один, проходу не дает, пьяница несчастный.
-Ты встречаешься с ним?
-Ой, да зачем он мне нужен, я тебя ждала, а он... Я тебя одного все четыре года жду... А ты такое... говоришь...
Этого Клим не ожидал. Морщась от боли, он отстранил Ольгину руку:
-Стоп-стоп, давай по порядку. Ты хоть понимаешь, что говоришь?
Она передразнила:
-Понимаешь, понимаешь... Понимаю. Я еще со школы тебя люблю, если хочешь знать, а ты ни о чем не догадываешься. Ну, хватит, домой пойду.
-Ты лучше плакать перестань и потом, где палка, ты что, палку выбросила?
-Вон валяется возле скамейки, а что?
-Прибереги ее, отпуск у меня большой, целых полтора месяца. Пригодиться может.
Ольга улыбнулась сквозь слезы. А Клим повеселевшим тоном продолжал:
-Ты хоть одного ударила?
Она виновато опустила голову:
-Нет, я по тебе боялась попасть, а потом твоя мама в кучу кинулась.
Он легонько приобнял Ольгу за плечи, та доверчиво прижалась, закрыла глаза. Клим еще ни разу не встречал ночь вот так, наедине с девушкой. Он мог только представлять себе такую картину и обдумывать, о чем надо вести в таких случаях беседу. Ему казалось, что слова должны быть какие-то особенные. Ну, как в книгах про любовь и все такое.
Оказывается, говорить вовсе необязательно. Ни к чему слова, когда даже без них все понятно обоим и каждый знает о самом главном. Вот только боязно немного, не простыла бы подруга, ночь-то прохладная...
Утром они объявили родителям о том, что решили пожениться. Мама Клима ничего не имела против такой невестки. А Евдокия Ивановна достала новую папироску, прикурила и сказала:
-Молодец, дочка, хорошего мужа нашла.
Соседке, теперь уже сватье она принесла пластмассовую коробку крем-пудры:
-Вот, для парня нашего, пускай синяки замажет.
Зятю досталось от парней крепко, но Евдокия Ивановна философски рассудила, что их трое было, хулиганов-то, тут ничего не поделаешь.
ШПАНА
Петр Иванович собирался на сход, на берег. С покраской корабля пришлось-таки покрутиться, но слово, данное старшему помощнику командира, он сдержал. Теперь, когда борта и надстройки корабля засверкали свежестью, можно было семью навестить.