— Идемте, — сказал он злобно. — Пиво что-то разом прогоркло, в глотку не лезет. Эй, хозяин, мы расплатились с Мартой, не забудь!
Они шумно вышли, пропустив в дверях солдат. С лестницы сбежали другие. Они стали наперебой докладывать:
— Всё обшарили, нигде нет, капитан. Как в воду канули.
— Зато в кладовой чего-чего только не запасено!
— Богато живет здешний народ!
— Вот бестии! — ругался офицер. — Да меня, клянусь дьяволом, засмеют товарищи!
Он подошел к бочке и нацедил себе и солдатам по полной кружке. Густая золотистая пена залила ему обшлаг. Он снова выругался, выпил до дна и оглядел прилавок. Увидев над головой хозяина окорок, он сорвал его с балки и передал ухмылявшимся подчиненным. Потом, кивнув головой монахам и дворянину, с грохотом вышел. Солдаты последовали за ним.
Хозяин кинулся к двери:
— Э-э-э!.. Ваша милость!.. А как же плата за угощенье? — На пороге он остановился и махнул безнадежно рукой: — Разве с этих получишь?..
Марта причитала:
— Святая Мадонна! Что же это нынче делается? Врываются к честным людям, как в собственный дом! Хорошеньких девушек в кости выигрывают. Гоняются за ними, как за перепелками! И управы на них нет…
Монахи засмеялись.
— Господь, по милости своей, дщерь божья, не наделил тебя соблазнительной наружностью, — сказал один, и живот его заходил, как тесто в опарнице, от беззвучного хохота. — Ты можешь благодарить за это господа и жить в полной безопасности.
Не расслышав, Марта подошла к ним в ожидании приказаний.
— Денно и нощно благодари Творца, — едва выговорил другой, — и угождай по мере сил гостям.
Они поднялись и, захватив недопитый кувшинчик с мальвазией, пошли за приседавшей перед ними стряпухой наверх.
— Пора спать, племянник, — резко бросил ван Гааль и встал.
Слуга-мальчишка, освещая ему лестницу свечой в глиняном подсвечнике, громко зевнул и прошел вперед. Генрих нехотя поплелся за ними. Ему хотелось поговорить с Микэлем.
Окончательно разомлевший дворянин был уведен под руки своим преданным другом. Ученый муж, следуя примеру монахов, запасся полной тарелкой плававшей в жирном соусе свинины и половиной объемистого пирога.
Хозяин кончил уборку прилавка и, пряча денную выручку в карман необъятных штанов, сокрушенно качал головой.
Микэль сказал просительно:
— А я уж здесь, возле очага, прилягу — все поближе к лошадям… На конюшню идти неохота после тепла. Как, хозяин, а?
Микэль домовито набил соломой мешок из-под овса, аккуратно расстелил его на скамейке, пристроил под голову шапку и улегся. Тревожные мысли не сразу дали ему уснуть. Он думал.
Чем дальше ехали они по стране, тем больше видели всяких страхов и несправедливости: крестьяне бежали с насиженных мест; солдаты распоряжались чужой жизнью и вели себя в чужом хозяйстве, как у себя дома; дворянин недоволен монахами; купцы жалуются на войну; городским ремесленникам тоже, видно, несладко живется… Куда еще занесет судьба? А уж в этой проклятой столице придется, верно, жить, как у дьявола в аду!.. Бедняжка Генрих, что-то его ждет в Брюсселе? Недаром и сам ван Гааль все хмурится. Не быть добру у трона испанского короля! Не быть!
Дрова в очаге догорали. Рассыпались, тлея, угли. От кирпичного пола потянуло холодом. Микэль уткнул нос в шапку и старался ни о чем не думать. Трещал сверчок. Монотонно гудело в трубе. Чьи-то руки обняли его. Микэль улыбнулся во сне и блаженно вздохнул.
Катерина?.. Неужели он снова в родном Гронингене?.. Вот и огородные гряды за их сторожкой. А среди сине-зеленых кочнов капусты — «мама Катерина», как зовет ее мальчик… Верная подруга засучила по локоть рукава. Сколько жил на натруженных работой руках!
— Старина! Мне не спится. Я все вспоминаю… Голос взволнованный, дрожащий.
Микэль открыл глаза.
— Генрих? Мальчик мой! Что ты?
— Мне не спится, старина. Не могу забыть тех, что бежали от солдат на ночь глядя… зимой… неведомо куда…
Микэль погладил Генриха по голове. Темные кудри мальчика смешались с рыжеватым пухом его волос. По-стариковски прищуренные голубые глаза ласково заглянули в глубь больших серых глаз. Толстые губы зашептали:
— Полно! Судьба милостива и к воробью зимой. Давай сдвинем скамейки да ляжем рядком. Путь-то еще не короткий до этого… твоего… Брюсселя…
Уже больше полутора лет Генрих ван Гааль жил с дядей и Микэлем в столичном доме своего именитого дальнего родственника — принца Вильгельма Нассау-Оранского. Генрих видел принца всего несколько раз, и то мельком. Дядя не позвал его, даже когда обсуждал с принцем судьбу племянника. Но после того разговора мальчик стал замечать на себе внимательный взгляд Оранского. Принц обещал ван Гаалю при первом же удобном случае лично рекомендовать Генриха королю. Он и сам начинал когда-то жизненный путь доверенным пажом императора Карла V. И Генрих терпеливо ждал решения своей судьбы.