Ван Гааль оглядел незнакомца с удивлением. Так благородно, по его мнению, мог рассуждать только настоящий рыцарь.
— Сударь, — ответил он торжественно, — его светлость по поручению его величества короля занят делами государственной важности и приедет не так скоро. Но я знаю, он поймет побуждения вашего сердца и не осудит благородный отказ.
Он раскланялся и вышел вместе с Микэлем из комнаты под веселый напев флейты.
— Слышал? — сказал он шагавшему рядом слуге. — Любовь к родине дороже всех земных благ.
— И то правда, ваша милость, — вздохнул Микэль и поднял умоляющий взгляд: — Зачем же отсылать мальчика в Испанию?..
Ван Гааль помрачнел и не ответил.
Суконщик из Лейдена скоро ушел, хмуро попрощавшись с собеседниками. Поднялись и сырник-голландец с рыбником.
Антверпенец заказал новую порцию двойного пива для своего унылого соседа.
— Напрасно, мой друг, сокрушаешься, — заговорил он вполголоса. — У каждого бывают временные затруднения.
— Но у меня семья! — с отчаянием отозвался ткач. — Маленькие дети, жена больная, старуха мать.
— Вот я и предлагаю помощь: ссудить деньгами на переезд в Антверпен. Только там и можно поправить дела. Самый богатый город в христианском мире. Реками и каналами связан с Германией и Францией, а с Англией — морем. На бирже иной раз сходится до пяти тысяч купцов со всего света.
— У меня долги…
Антверпенец усмехнулся:
— Какие уж в теперешние времена долги! Они останутся в Брюсселе.
Ткач посмотрел на него почти строго:
— Я, ваша милость, честный человек.
— Вот оттого я и не беспокоюсь, ссужая тебя деньгами. — Он не спеша поднялся и похлопал ткача по пальцам: — Золотые руки! И такие руки в Антверпене не будут без дела… Так до завтра, приятель. Приходи в мою здешнюю контору, договоримся окончательно.
Он расплатился с хозяйкой, степенно поклонился Якобу Бруммелю и вышел. Ткач остался сидеть с опущенной головой. Маэстро подошел к нему.
— У вас, я случайно слышал, затруднения? — спросил он участливо. — Не знаю, простите, вашего имени.
— Еще недавно меня знал весь город, не то что квартал, — бросил с горечью ткач. — Николь Лиар[8] мое имя. Видно, в насмешку судьба мне его послала.
— В насмешку, говорите? Цыплят по осени считают. Не могу ли я вам быть полезен в чем-нибудь?
— Дайте лиар!
— Извольте! — И Бруммель положил монету на стол.
— Загадайте: орел или решка.
— Ну конечно, орел!
Ткач подбросил лиар, и оба склонились над столом.
— Ваша правда, орел! — почти выкрикнул ткач. — Так и быть по-вашему: еду в Антверпен искать счастья с богачом Снейсом. Прощайте, сударь, дайте руку на удачу. Спасибо: вы меня точно обновили. А лиар сохраните, может, он и впрямь счастливый.
Он залпом допил пиво и ушел бодрой походкой, слегка пошатываясь.
— Если бы вы знали, ваша милость, что это за славный мастер был в цеху! — обратилась хозяйка к Бруммелю. — Дай-то бог ему всякой удачи в Антверпене. Матвей Снейс знает, кого к себе переманить.
Маленький нидерландец
Проводив ван Гааля домой, Микэль отпросился и вернулся на улицу Радостного въезда. Он был охотник до веселья молодежи, любил посмеяться ее шуткам и забавам.
Небо уже потускнело. На улицах стояла предвечерняя тишина, необычная в эти праздничные дни. Люди отдыхали, запасаясь силами для новых удовольствий. Только простенькие домашние оркестры начинали кое-где настраивать инструменты. Подходя к «Трем веселым челнокам», Микэль еще издали услышал смех и все тот же веселый напев флейты.
«У матушки Франсуазы торопятся жить, пляшут, верно, вовсю», — подумал Микэль и взялся было за ручку двери.
У самого порога он наткнулся на худенького мальчика лет десяти.
— Помилуй господи! Что ты тут делаешь, мальчуган?
Ребенок зашевелился.
— Я… хочу… есть…
— Есть? — повторил Микэль. — Создатель, кругом веселятся, пляшут, а он голоден, как бездомный щенок! Пойдем, пойдем скорее, сам Бог привел тебя к матушке Франсуазе. Как тебя зовут?