Генрих шел сзади инфанта и наблюдал за ним. Карлос раздраженно грыз какой-то стебель. Его томила всегдашняя тоска. Генрих вспомнил далекую родину. Как не похож этот южный сад на тот, где он играл в детстве! Там, под шумящими липами, он тоже мечтал о будущем. Но мечты его были иные, чем у этих трех принцев. Пышная природа юга располагает, очевидно, к лени, а лень — к себялюбию. Вот отчего его новые товарищи и сверстники грезят о мишурной славе, о власти и внешнем блеске. Почему никто из них не говорит о другой славе — о защите правого дела, защите несправедливо обиженных людей?..
Миновав аллеи, юноши зашли в самую глубь сада. С каждым шагом заросли становились гуще. Здесь руки людей не касались деревьев, и они росли беспорядочно и буйно.
— Вчера, — начал снова инфант, — Хуан отбил три раза подряд мой удар.
Генрих положил руку на его плечо:
— Оставь, Карлос! Нелепо горевать из-за пустой неудачи с рапирой.
— Ты прав. Но почему ко мне так несправедлива судьба? Я карикатура на короля Филиппа — по собственному его определению. По словам родного отца!
— Я плохо разбираюсь в мужской красоте, — в голосе Генриха прозвучали сердечные ноты, — и, когда ты смотришь злобно, ты мне действительно не нравишься. Но, я помню, однажды, когда мы катались верхом, ты говорил о…
— Постой! — вдруг остановил его инфант. — Слышишь? Что это?
Легкий ветер донес нежный, меланхолический напев. Звучал женский голос:
Юноши остановились. Перед ними была стена сада с приземистой круглой башней. Из-под темного каскада плюща выступали лепные украшения — важные, надменные фигуры медведей в шлемах и коронах, со щитами в лапах. Внизу, под одним из них, среди ветвей мелких мавританских роз стояла девушка и срезала распустившиеся за день цветы.
Карлос схватил Генриха за руку:
— Клянусь честью, она настоящая красавица, эта смуглолицая дриада!..[10]
Услышав голоса, девушка уронила цветы и скрылась за низкой, окованной железом дверью башни.
— Пойдем за ней!
— Не надо, Карлос, она испугалась.
Инфант досадливо отмахнулся и направился к башне.
На пороге показался старик садовник.
— Добрый вечер, кабальеро… — сказал он, но, вглядевшись в инфанта, низко поклонился: — Ваше высочество… простите… я не знал…
— Ты не знал, что у тебя скрывается такая красавица? — расхохотался Карлос. — Как ее зовут? Пусть она выйдет и споет нам. У нее чудесный голос.
Взгляд старика с недоверием следил за инфантом.
— Ваше высочество изволит шутить над бедной девушкой! Эй, Родриго, поди сюда!.. Его высочество принц Астурийский соизволил милостиво посетить нас.
В дверях появилась фигура юноши. Из-под жгуче-черных вьющихся волос недобрым огнем горели большие, с влажным блеском глаза. Над алым, красивой формы ртом темной линией намечался пух усов. Низкий, мягкий, как у певшей девушки, голос произнес сдержанно:
— Что угодно будет приказать вашему высочеству?
Под взглядами старика и юноши инфант растерялся. За него ответил Генрих. Подняв упавший ворох роз, он объяснил:
— Мы заслушались песни прекрасной девушки, срезавшей эти цветы, и невольно испугали ее, за что приносим свои искренние извинения.
Глаза юноши погасли. Он улыбнулся, блеснув ослепительной белизной зубов.
— Не окажет ли ваше высочество честь моему бедному жилищу?.. — пригласил садовник. — Родриго, предложи высоким гостям кружку прохладной, как горный снег, бебиды[11].
Инфант чувствовал себя неловко и отказался войти в башню.
— Благодарю, мы зайдем в другой раз…
Почтительно кланяясь, садовник и юноша проводили их до главной аллеи.
— Родриго — твой сын? — спросил, чтобы что-нибудь сказать, Карлос.
— Нет, ваше высочество. Он мой племянник, сирота. Инфант небрежно подал старику дублон и отвернулся. Садовник нехотя положил золотую монету в карман и, позвав Родриго, отправился домой.
— Подозрительный садовник и подозрительный племянник! — подходя к коллегии, бросил Карлос.