– Может, ты вернешься? – спросил Вольнов. – А? Я, пожалуй, попробую проголосовать грузовик. Иначе будет скандал страшной силы. И потом, я стою борт о борт с Яшкой. Будет ли тебе удобно встречаться с ним?
– Где вы стоите? – спокойно спросила она.
– У самой Экономии.
– Вчера утром я была там и купалась там – и не видела никаких сейнеров.
– Мы пришли после полудня.
– Я люблю там купаться.
Она совершенно не собиралась оставлять его одного. Она даже говорить стала медлительно. А он здорово опаздывал.
– Неужели здесь нигде нельзя достать такси?
– Там очень хорошо купаться, – повторила она. И ему показалось, что она издевается над ним.
– Там, как и везде, полным-полно мазута, – сказал Вольнов.
– Нет. Там течение отжимает мазут и щепки к левому берегу.
– Я напишу тебе с Диксона, – сказал он.
– Зачем? – спросила она. – Смотри: вон такси!
Старая, какая-то даже лохматая и серая от старости «Победа» с зеленым огоньком выворачивала из-за угла набережной. К ней бежали двое военных моряков.
– Поздно, черт возьми! – сказал Вольнов.
– Бежим! – крикнула Агния. И сама побежала впереди него. У нее была узкая юбка, она приподняла ее на бегу. Были очень красивы ее быстрые стройные ноги. Вольнов на ходу подумал о том, что он может гордиться такой женщиной, – это было мужской гордостью.
Когда они подбежали, на «Победе» погас зеленый огонек.
– Я же говорил, что уже поздно, – сказал Вольнов.
Агния наклонилась к окошку шофера, волосы упали ей на лицо, она звонко и весело засмеялась.
– Спасите! – сказала она. – SOS! Спасите наши души! Опаздываю! Отдайте машину нам, а?
И ей уступили машину.
И им вслед махали оставшиеся на панели моряки с золотыми погонами на плечах. Но как только пассажиры скрылись, улыбка на лице Агнии пропала. И вся она как-то постарела. И Вольнов увидел, что ей, наверное, было трудно так быстро бежать, потому что она все еще дышала очень тяжело.
– Молодчина! Спасибо, – сказал Вольнов.
– Можете не благодарить, Вольнов, – сказала Агния. – Я это не из-за вас. Просто мне надо сказать вам несколько слов, чтобы объяснить вчерашнее, сегодняшнее то есть… Я только отдышусь и тогда скажу…
– Может быть, не надо этого? – спросил он. – Пожалуй, трудно найти слова, чтобы объяснить то, что было вчера?
– Не врите, – сказала она. – Не врите, Глеб. И не бойтесь, что я начну признаваться вам в любви… Все мужчины боятся этого наутро, я знаю, об этом достаточно написано…
И вероятно, тут ему следовало бы понять, что, едва найдя, он может потерять ее. Но машина так быстро неслась вдоль причалов, чужих, незнакомых судов, деревянных, черных от сырости домишек, так бодро и весело дребезжал кузов у этой старой «Победы», так смешно самостийно попискивал у нее сигнал, так тревожно было от чувства опоздания, что Вольнов не мог как следует сосредоточиться на том, что происходило сейчас между ним и женщиной, которую еще вчера он совсем не знал. И потом, конечно, то, что все произошло так просто, быстро, легко, – теперь, утром, уже мешало относиться к ней с серьезностью, на которую она сейчас рассчитывала.
– Дайте-ка мне сигарету, – попросила Агния. Она сидела, ухватившись обеими руками за ремень на спинке шоферского сиденья. Волосы то и дело взлетали над ее лицом, потому что в окно врывался ветер. Вольнов дал ей сигарету и спички, и прикурила она сама. – Я вас очень прошу: выслушайте меня, – сказала Агния и затянулась. И Вольнов понял, что она раньше уже курила и умеет курить всерьез. И потому, что он думал об этой чепухе, он не заметил, как она волнуется сейчас, как трудно и важно ей что-то объяснить ему. – Понимаете, это началось уже давно… Мы ехали с Гелием в театр, зимой… Вот и… Ну как бы это объяснить… Он был такой довольный, так ловко управлял машиной и все спрашивал, не дует ли мне, и еще что-то спрашивал… Он был так доволен собой! Он всегда доволен собой… И у него всегда все удачно. Раньше мне это нравилось. И мне еще казалось, что главное – это когда любят тебя… И вот родилась дочь, Катька…