Рывком, будто высвободившись из заточения, налетел стремительный, холодный ветер, он подхватил клочья тумана вблизи крейсера и помчал их дальше по морю, то прижимая к самой воде, то поднимая кверху. Разорванный туман двигался легко, почти не касаясь поверхности моря; он казался живым существом.
Взлетела и устремилась вдогонку ветру высокая, тонкорогая волна.
Мичман достал из кармана огромные часы-луковицу, подарок отца, щелкнул крышкой: без десяти шесть. «Еще больше двух часов маяться», — подумал он и смачно, так, что даже внутри, в скулах, что-то хрустнуло, зевнул.
И вот тут-то он услышал, как срывающимся голосом крикнул взволнованный матрос-сигнальщик:
— Ваше благородие, «Урал» передает…
— Что, что передает? — воскликнул Терентин.
Сигнальщик прочел медленно и раздельно, отделяя слог от слога:
— «Ви-жу… воен-ны-е… су-да…»
Крейсер «Урал» вместе с «Алмазом» и «Светланой» шел в самом конце эскадры, как бы закрывая ее замком; теперь он полным ходом догонял эскадру, непрестанно семафоря о том, что его курс сзади пересекли справа налево четыре неизвестных корабля, опознать которые не было возможности из-за тумана.
Почти одновременно поступил сигнал с «Осляби»: «Вижу неприятельский крейсер, могу вступить в бой».
На «Авроре» была сыграна тревога.
Из своей каюты — так, словно он вовсе и не спал, вышел спокойный Егорьев и неторопливо прошел в боевую рубку. Он поздоровался с Терентиным и поднес к глазам бинокль.
— Евгений Романович, почему «Ослябя» медлит, если ей виден неприятель?! — взволнованно воскликнул мичман.
— А вы взгляните, почему, — ровным голосом сказал Егорьев и показал рукой в сторону «Суворова»: на флагмане то вспыхивал, то снова гас прожектор. «В бой не вступать», — прочел Терентин.
«Странно, — подумал он. — Неужели Рожественский хочет уступить японцам преимущество первого залпа?»
В 6 часов 49 минут справа позади смутно обозначился силуэт какого-то корабля. Корабль шел сближающимся курсом. Старший артиллерийский офицер «Авроры» лейтенант Лосев, отличный знаток японского флота, без труда опознал незнакомый корабль.
— Легкий крейсер «Идзуми», — спокойно, будто на экзамене, сказал он. — Вооружение шестнадцать пушек и три минных аппарата.
Вскоре крейсер ушел, исчезнув где-то за русскими транспортами.
Стало уже совсем светло, но туман расползался по-прежнему неохотно, медленно, лениво. Серое море было покрыто серой, невзрачной мелкой зыбью, серые тучи нависали над водой, почти касаясь ее.
Четыре крейсера, обнаруженные незадолго до того «Костромой», вероятно, были, как и «Идзуми», вражескими разведчиками, потому что ближе чем на восемьдесят кабельтовых они не подходили, ни одного выстрела не сделали и исчезли так же неожиданно, как и появились.
— Стая «летучих голландцев», — пошутил мичман Терентин, но никто его шутки не поддержал.
Егорьев, время от времени поднося бинокль к глазам, с досадой думал о том, что напрасно флагман не посчитался когда-то с его замечанием насчет окраски судов: окрашенные в шаровый цвет японские корабли исчезают в тумане, словно невидимки. Да и только ли в этом одном проявится то самое преимущество неприятеля, о котором следовало думать заранее? Зачем, например, было тащить в хвосте нашей эскадры тихоходы транспорты? И оторваться от них уже нельзя — не бросишь на произвол! — и маневренность они будут сковывать, словно тяжелые цепи, это совершенно очевидно.
Он поинтересовался ходом крейсера.
— Восемь узлов!
«Так я и думал, — почти вслух произнес Егорьев. — Из-за этих полуразбитых транспортов мы ползем как черепахи…»
…А на шестом плутонге, у орудий, матросы перебрасывались резкими, короткими фразами.
— Ну и погодка! — недовольно буркнул Аким Кривоносов. — Для нас по заказу, что ли?
— Дома у нас, поди, уж черемуха цветет, — мечтательно произнес Нетес. — В наших местах этой черемухи гиблое дело сколько. Девчата в волосы ее себе вплетают. Красиво!..
— Твои девчата, надо думать, теперь дни считают: когда возвернется бравый балтиец? — пошутил кто-то из комендоров.
— Нет, я от девчат все как-то в стороне держался. Языкастые они, насмешницы, — простодушно сознался Нетес.
— Будто уж и в стороне? Так тебе кто и поверит!
— Право слово… Есть, верно, одна там… Татьяной зовут. Только она — дочка шинкаря. Богатеющий мужик! По праздникам один из всего села в калошах вымахивает… Губернатор — и тот проездом у него останавливался… Где мне к нему в родню ввязываться? Да и она, Татьяна, небось уж давно замуж вышла…