— Конечно. Какую?
Дорош помедлил:
— …Если я… если со мной что-нибудь случится, передай это письмо по адресу.
Терентин замахал обеими руками:
— Что ты! «Случится, случится»… И думать об этом не смей, да еще в такую минуту! Смеешься, что ли?.. Запомни: ничего с тобой не случится. Ни-че-го, понятно?
— Странный ты человек, — невесело усмехнулся Дорош. — Что меня успокаивать? Что я — враг себе, что ли? Я и сам хочу верить, что все будет… хорошо. Но все-таки, на всякий случай.
— И слушать не желаю, — продолжал упорствовать Терентин.
— Ну что ж, нет так нет. Забудем об этом. — Дорош открыл ящик стола и бросил туда конверт.
— А кому письмо? — сдался Терентин. — Элен?
Дорош кивнул: ей.
— А все-таки… любишь ты ее, — задумчиво и неожиданно уважительно произнес Терентин. — Теперь вижу: любишь!..
В полдень эскадра изменила курс на норд-вест 23°, подавшись немного вправо, и тогда первый броненосный отряд выдвинулся еще правее, образовав отдельную колонну.
Егорьев не сразу разгадал смысл эволюции, затеваемой Рожественским, и только после того, как первый отряд начал движение справа налево, описывая широкую кривую, Егорьев понял: адмирал выводит отряд в голову броненосцев.
— Да что же он делает?! — изумленно и встревоженно воскликнул капитан первого ранга. — С минуты на минуту снова появится неприятель, а строй судов разобщен!..
А корабли первого отряда все отходили и отходили в сторону, и, появись сейчас противник, они стали бы превосходной мишенью для огня вражеской артиллерии.
Тем событиям, которые произошли в это хмурое майское утро в далеком неприветливом море, в виду острова Цусима, суждено было стать достоянием истории.
Военные специалисты во всех странах не раз впоследствии возвращались к самому детальному анализу этих событий, толкуя их каждый по-своему и нередко не без умысла далеко уходя от правильной оценки подлинных фактов.
Их, эти события, сравнивали с теми, что произошли более двух тысяч лет назад в Саламинской бухте, близ Афин[19]. Общность с ними искали в подвиге матросов Жуана Австрийского[20], в делах, совершавшихся у мыса Трафальгар[21].
И все-таки при всей объективности, на какую они только были способны, историки в своих изысканиях шли лишь одним из двух обязательных путей: они искали причины победы, не утруждая себя поиском причин поражения. А это было куда важнее, потому что тут-то и находился ключ к пониманию событий.
Тому, что произошло при Цусиме 14—15 мая 1905 года, единственно полную оценку дал человек, никогда не считавший себя специалистом в вопросах военно-морской стратегии и тактики.
Гневом и скорбью были полны его слова, когда он писал:
«Сотни миллионов рублей были затрачены на спешную отправку балтийской эскадры. С бору да с сосенки собран экипаж, наскоро закончены последние приготовления военных судов к плаванию, увеличено число этих судов посредством добавления к новым и сильным броненосцам «старых сундуков». Великая армада, — такая же громадная, такая же громоздкая, нелепая, бессильная, чудовищная, как вся Российская империя, — двинулась в путь, расходуя бешеные деньги на уголь, на содержание, вызывая общие насмешки Европы… По самым скромным расчетам, эта армада стоила до 300 миллионов рублей, да посылка ее обошлась в 100 миллионов рублей, — итого 400 миллионов рублей выброшено на эту последнюю военную ставку царского самодержавия»[22].
Так писал он, с неумолимой логической закономерностью доказывая неизбежность трагического для России исхода событий при Цусиме.
Этот человек был Ленин.
Все понимали: встреча с главными силами противника еще впереди и произойдет она очень скоро. Неспроста до сих пор сновали поодаль от эскадры японские корабли-разведчики.
В тысячный раз Егорьев задавал себе один и тот же вопрос: готова ли эскадра к тому, чтобы дать неприятелю хотя бы достойный отпор, — о победе над явно превосходящим по силам японским флотом не могло быть и речи, — и в тысячный раз приходил к одному и тому же скорбному ответу: нет!
Он не сомневался в храбрости, в отчаянной, неслыханной храбрости почти любого из своих подчиненных без выбора, кого вздумается, пошли в огонь, в воду, на самую смерть — и пойдет не колеблясь, и так, должно быть, на всей эскадре.
Но что она, эта честная и, если высказывать все до конца, ненужная храбрость рядом с огромной мощью вражеской техники, с ее бесспорными современными преимуществами? Более храбрый может на море более мужественно умереть, но умереть — еще не значит победить… И кажется, никогда прежде ощущение авантюристического характера всей этой затеи с посылкой эскадры на Тихий океан не было у Егорьева таким отчетливым и определенным, как сейчас.
19
Саламинское сражение (480 год до нашей эры), в котором греки уничтожили превосходивший по силе персидский флот.