Пошатываясь, он отошел несколько шагов назад:
— Плутонг, слушать мою команду!..
Неизменный Зиндеев молча остановился возле него.
— Я кому сказал: в лазарет! — сквозь стиснутые зубы крикнул ему Дорош.
— Но, ваше благородие…
— Застрелю! Марш в лазарет!..
Зиндеев нехотя пошел к трапу.
Орудия шестого плутонга продолжали вести огонь. За три часа непрерывного, неослабевающего огня они так нагрелись, что патронные гильзы после выстрела уже не вылезали из казенников и приходилось то и дело пользоваться ручным экстрактором.
Японские корабли появились снова — их было по-прежнему девять, и они, еще не приблизившись к «Авроре» и «Олегу», с хода открыли интенсивную стрельбу.
Орудия крейсера переносили огонь с одной цели на другую, и гул артиллерийских залпов, сливаясь воедино, уже давно превратился в сплошной неразделимый рев.
«Владимир Мономах» вступил в кильватер «Авроре» и присоединился к ее огню.
Медленно, будто нехотя, японские корабли начали разворачиваться и опять отходить за прикрытие туманного острова.
Дорош на мгновение отвернулся от орудий и бросил взгляд на море. Оно кипело, клокотало, бурлило от снарядов; кораблей — до самого горизонта — было столько, что даже приблизительное их число невозможно было бы определить: должно быть, японцы вводили в бой все новые и новые силы.
Слева, в стороне от курса русских броненосцев, виднелся силуэт какого-то странного, очень большого корабля без мачт и без труб. На корабле полыхал поминутно разраставшийся пожар.
Это был броненосец «Суворов». Израненный, давно утративший свои прежние гордые и грозные очертания, лишенный управления, охваченный пламенем многочисленных пожаров, он все-таки еще упорно держался на плаву, и другие русские броненосцы прикрывали его от неприятеля, как прикрывают в стае раненого вожака.
Лишь в пятом часу дня «Суворову» удалось справиться с пожарами и повреждениями, рулевое управление было кое-как налажено, и он снова занял место в строю кораблей, на этот раз концевым.
На глазах у авроровцев затонул буксир «Русь», пошел ко дну крейсер «Урал»…
В боевой рубке «Авроры» нервничал Небольсин. Он то и дело поправлял сползавшую на глаза повязку, покрикивал на сигнальщиков, если те хоть на секунду медлили с докладом, бросал Терентину короткие, отрывистые распоряжения и снова брался за бинокль, в котором не было нужды: в этом водовороте всплесков, ослепительном сверкании орудийных вспышек, в черном густом дыму, прижимавшемся к самой воде, все равно ничего разобрать было невозможно.
На миноносце «Буйном», который отвалил от «Суворова» и стал медленно отходить в сторону, взвился сигнал: «Адмирал передает командование Небогатову», и только тогда Небольсин разглядел, что «Буйный» уходит, сопровождаемый неприятельскими миноносцами.
Карьера Рожественского была окончена.
В седьмом часу, незадолго до захода солнца, по всему горизонту начали возникать силуэты японских миноносцев. Поддерживаемые крейсерами, они собирались в группы по четыре-пять штук и начали охватывать русскую эскадру плотным кольцом: адмирал Того готовил последний, завершающий удар.
В это время на «Бородино», который после выхода «Суворова» стал головным кораблем, до самых туч поднялось пламя. Впечатление было такое, что корабль весь, от носа до кормы, охвачен огнем; и, может быть, поэтому казалось непонятным, странным то, что броненосец все еще продолжал отстреливаться. Уже черный густой дым затянул его, сделав почти невидимым, уже он начал валиться на борт, а орудия его еще не умолкали!
В какое-то мгновение громадный корабль, будто был он игрушечным, вдруг перевернулся и скрылся под водой.
Небольсин дрожащей, неверной рукой полез в карман за платком…
Уцелевшие русские броненосцы повернули «все вдруг» на зюйд и, все еще пытаясь сохранить строй, начали отходить к востоку.
…Тишина наступила внезапно.
Нет, это еще не была тишина, но уже не стучали по палубе осколки, не вздымались грозные всплески за бортом, не урчали снаряды над головой.
Легко, точно не касаясь ступеней, взлетел наверх мичман Терентин.
— Алеша, жив? — радостно бросился он к лейтенанту. — Я у Небольсина на минутку отпросился — посмотреть, как ты тут… Несчастье-то какое, знаешь? Командир убит, все, кто был в рубке, ранены, без исключения: Путятину обе ноги перебило, Яковлева — в плечо, один Аркадий Константинович легкой царапиной отделался… Ну, а у тебя как?
— Сколько сейчас времени? — полузакрыв глаза, тихо спросил Дорош.