Забывая, что он только что — и тоже, должно быть, в сотый раз — глядел на часы, Листопадов подносит к глазам циферблат, мерцающий на запястье. С момента отправления катера прошло полтора часа…
Посылая катер, он принял смелое, но единственно возможное в этой обстановке решение: отвести «Баклан» мористее и положить его в дрейф, то есть развернуться носом против волны и оставить кораблю такую минимальную скорость, какая нужна, чтобы не потерять управление. Да, он знал, что такой способ был бы хорош, если бы у «Баклана» был длинный и высокий бак, — в какой-то степени он служил бы защитой от встречных волн. Но что ломать голову, как было бы лучше и как хуже, если выбора у него попросту нет.
Бортовая качка давно сменилась килевой, и она усиливается непрерывно; временами кажется, что «Баклан» разобьется, если и дальше будет так же биться днищем о воду. «Сколько они там пробудут?.. — с тревогой думал Листопадов. — Мы же не сможем долго дрейфовать, выбросит на камни!.. А тогда…»
Ему представились угрюмые, серые островерхие камни, густо выступающие из воды вблизи мыса Озерного, — он знал это местечко, тут когда-то ему привелось руководить спасением людей с пассажирского «Уэллена», пропоровшего себе днище об эти самые камни. Ничего не скажешь — встречаются, конечно, места и похуже, но не часто.
Листопадов не поверил своему слуху, когда сигнальщик обрадованно крикнул:
— Катер!..
— Повторить, — приказал он.
— Катер, товарищ капитан третьего ранга!.. Возвращается.
Далеко внизу, в черной клокочущей бездне, плясал, приближаясь, крохотный огонек.
— Отставить, — резко произнес Листопадов. — Доложить как полагается.
Словно после долгой и трудной работы, по трапу тяжело поднимается человек. Лица его еще не видно — голова утонула в глубоком клеенчатом капюшоне.
— Докладывайте, капитан, — сдержанно приказывает Листопадов; человек отбрасывает капюшон… — Что с капитаном?
— Докладывает старшина первой статьи Левченко. Капитан медицинской службы приказал доложить, что он просит разрешения остаться на берегу до возвращения корабля…
«Уф! — облегченно вздыхает Листопадов. И тут же усмехается: — Ну и ну. Хорошенькое — просит разрешения… А если не разрешу?»
— Мы пытались связаться с «Бакланом», — уже не докладывает, а просто рассказывает Левченко. — Но этот сонный сурок Титов…
— Старшина!..
— Виноват, товарищ командир… Одним словом, наша рация так и не отозвалась, сколько мы ни бились.
— «Баклан» в это время работал с главной базой, — пояснил Шамшурин.
Листопадов делает ему знак: не мешай, Владимир Петрович.
Левченко рассказывает: обвалился штабель бочонков. А они уже были полны рыбой — на базе с часу на час ожидали прихода судна-морозильщика, шторм помешал… Ну, и девчушку — она там трафареты ставила на днищах…
Левченко опускает голову и говорит печально и взволнованно.
— А там девчоночка эта — на ладошке унести можно…
— Что сделал капитан Остапенко? — покусывая губу, негромко спрашивает командир корабля.
Левченко вовсе не по-уставному пожимает плечами:
— Ничего там уже сделать нельзя… Примяло ее сильно. Капитан говорит: если б даже не его сейчас туда, а даже самых раззнаменитейших хирургов, все равно б… А вот вернемся в город, — вдруг поднимает голову Левченко, — честное слово, к прокурору пойду! Нашли кого посылать на работу в такую дикую погоду!..
Боль и горечь в его голосе, и Листопадов знает: и пойдет. И будет требовать немедленного вмешательства, жестких мер. И не успокоится, пока не добьется. Он такой — этот комсомольский секретарь…
Левченко еще стоит в рубке, и командир корабля спохватывается:
— Идите отдыхать, — негромко и мягко говорит он. — Отдыхайте, старшина.
И думает: ох, и накажу я этого самовольного капитана, пусть только на корабль вернется! Думает, хотя превосходно знает, что не накажет.
Сначала на трапе появляются ботинки: большие, неуклюжие кирзовые ботинки; им моряки дали смешное название: «туда-сюда». Потом — холщовые старенькие, но отутюженные под матрацем штаны. И наконец, бинты. Они накручены на голову человеку так, что и глаз не видать, одни щелочки, на руки, ставшие двумя большими белыми коконами. И откуда-то изнутри, из-под слоя бинтов доносится приглушенный голос:
— Ну как тут у вас, хлопцы?
Малахов! От механизмов отойти нельзя, и матросы кричат ему со своих мест: