И все-таки моряки чувствуют: шторм выдохся.
Волны еще долго будут раскачиваться в безветрии и сбрасывать на скользкую металлическую палубу клочья шипящей пены; ветер еще долго будет гнать в невидимой сейчас вышине густые штормовые тучи, — но это уже не шторм. Нет, это уже прогулочная погодка, а не шторм.
Листопадов бросает взгляд на часы: сколько же это все продолжалось? Оказывается, меньше пяти часов. А он-то думал — вечность. Словно снимая невидимые паутинки, он всеми пятью пальцами проводит по лицу сверху вниз, ото лба к подбородку, и тогда вдруг становится видно, что это — уже немолодое и очень усталое лицо.
ДВА СЛОВА В КОНЦЕ
Тихим солнечным утром, когда чисто вымытый город, что широким полукольцом поднимается над бухтой, сверкал зеркалами витрин, перекликался гудками, полнился привычным гулом работ, — это же большой город, самый большой на Дальнем Востоке, — таким вот июньским утром, часу в десятом, маленькое судно подошло к одному из причалов. Причал был дальний, там не стояли ни крейсера, ни лидеры, ни даже приземистые эсминцы, а громоздилась всякая мелкота: плавбазы, буксирные катера, суда-снабженцы. Поэтому судно, которое подошло сюда, не выделилось среди них и не привлекло к себе ничьего внимания. Только черные от загара мальчишки, которые все-таки как-то изловчаются попадать в порт, остановились на берегу и прочли:
— «Бак-лан». Ничего интересного. — И убежали: поодаль серой тушей выдвигался знаменитый крейсер.
А на «Баклане» раздалась команда: «Якорь-цепь травить»; прогремели тяжелые, крашенные в черное звенья якорной цепи — каждое килограммов на пятьдесят; улеглась за бортом потревоженная, вся в мазуте, зеленая вода; вахтенная и дежурная служба на корабле заступила, как выражаются моряки, «по-якорному».
Добрых два часа на корабле все брились, чистились, гладились, как это всегда бывает перед увольнением на берег; вот-вот раздастся: «Увольняющимся на берег приготовиться к построению!»
Но первым сегодня сошел командир корабля: ему нужно было в штаб, пора передавать обученных матросов на другие боевые корабли; и жалко — а надо, никуда не денешься…
Все было на «Баклане» как всегда, и лишь только глаз очень опытного моряка мог бы найти во внешнем виде чистенького, до блеска отмытого и надраенного маленького кораблика те почти неуловимые признаки, по которым угадывают, в какой трудной переделке он побывал.
Но никто вокруг не поинтересовался, где он был, этот кораблик, и что делал, и что видел, и что перенес…
На флоте не принято расспрашивать о служебных делах.
Владивосток — Малеевка
1959
