И вот шеренги — не в ногу, растягиваясь, уминая снег на дороге, стали проходить мимо Кати, испуганно прижавшейся к стене какого-то дома, и опять парень — тот, что окликал Катю, увидел ее:
— А ты, значит, остаешься?..
Уже давно последний ряд колонны исчез за поворотом улицы, уже не было слышно ни людского говора, ни скрипа снега, а Катя все еще стояла, прижимаясь к холодной, заиндевевшей стене.
Только через час добралась она до Садовой. Несколько раз ее останавливали солдатские патрули:
— Куда идешь, девушка?
И она говорила, что спешит по делам, на работу, и что у барина ее сегодня день рождения, и если она опоздает, ей будут неприятности. И ее пропускали, и солдаты бросали ей вдогонку какие-то шутки, а потом снова начинали пританцовывать на месте, чтоб только разогреться; а она уже не шла — бежала, и все думала об одном: зачем солдаты? Зачем на улицах солдаты?..
Уже совсем неподалеку от дома, где жил инженер, дорогу Кате преградил городовой:
— Нелегкая тебя тут носит. Не видишь разве, что делается?
Но Катя даже не обиделась на его грубость, она мысленно повторяла одно: зачем солдаты?..
Как ни удивительно, хозяева, несмотря на ранний час, уже не спали. Инженер в полосатой пижаме и в меховых туфлях стоял в гостиной у окна и дымил папиросой. Время от времени он почему-то приподнимал голову и настороженно прислушивался, а к чему прислушивался — непонятно. Потом он начинал ходить по комнате, из угла в угол, нервным, торопливым шагом, но через минуту снова возвращался к окну и все прислушивался.
Хозяйка, с ночными папильотками в жидких волосах, испуганно глядела то на мужа, то на окна, за которыми, неторопливое и широкое, сейчас пока еще едва угадываемое, занималось зимнее утро.
— J’ai peur![5] — повторяла она шепотом.
— Ах, оставь! — нетерпеливо отзывался инженер. — Не до тебя сейчас!
И снова принимался вышагивать от окна к двери, временами останавливаясь и поеживаясь, словно ему было холодно.
— Пришла-таки? — как будто не веря самой себе, удивленно воскликнула тетя Поля при виде Кати.
— А почему же не прийти? — в свою очередь удивилась девушка.
— Да на улицах-то, видела, что творится? Тыщи тысяч вышли. Весь Питер всколыхнулся!
— Видела, — подтвердила Катя. — Там одна девочка зайца в снег уронила. Чуть не затоптали.
— Какого зайца? — не поняла тетя Поля.
— Матерчатого. Забавный такой заяц!
Тетя Поля махнула рукой: поймешь тебя! Помешивая что-то в кастрюле, она рассуждала вслух:
— Ишь ведь что удумали: к самому царю идти!
— Тетя Поля, а почему на улицах солдаты? — спросила Катя.
— Потому и солдаты, что незачем идти к царю.
— Так ведь миром же, тетя Поля! Я сама видела!..
Кухарка круто повернулась к девушке, во взгляде ее была тревога и растерянность.
— А хоть бы и миром. Что ему, царю, иного занятия нет, кроме как голытьбу выслушивать? Я вот двадцать пять лет живу в Питере, а ни разу не удостоилась увидеть его даже издали. Это понимать надо: у него дела. Держава — шутка, сказать!..
— А там детишки, тетя Поля! Женщины.
— Вот я об этом самом и толкую, — кухарка с остервенением швырнула ложку. — Доиграются!
— И откуда у вас такая злоба к народу? — задумчиво возразила Катя. — Я ж вам говорю: люди с чистыми сердцами, как на праздник. С иконами!.. А вы этакое говорите!
Тетя Поля задохнулась от обиды:
— Как ты сказала? Злоба? Дуреха ты, как я погляжу! Это я-то худое о народе скажу? Думаешь, что мелешь? Я всю жизнь, не разгибаясь, батрачу — нашла барыню! — Ситцевым фартуком она машинально вытерла раскрасневшееся лицо. — А только одно знай: добром эта нынешняя затея не кончится, помяни мое слово! Ох, не кончится!..
Она снова отвернулась к кастрюлям, зло громыхая крышками.
— «Злоба»! — ворчала она вполголоса. — Девчонка, что ты понимать можешь?..
— А, вам все какие-то страхи мерещатся, — с усмешкой возразила Катя.
Ей вдруг представилось, как вот сейчас эта колонна, которую она встретила по пути сюда, сольется с другими такими же колоннами, и как вся эта громада — необъятная, но мирная и торжественно-просветленная, словно во время крестного хода, — двинется к Дворцовой площади, и как царь, увидев приближение людей, выйдет и, отвесив земной поклон, спросит — совсем как в былине о Владимире Ясном Солнышке: «С чем пожаловали, люди добрые?»
Катя тряхнула головой, усмехнулась: красиво, как в театре…
Часу в одиннадцатом тетя Поля послала Катю — уточнить у хозяйки, сколько же будет гостей? Инженера и хозяйку Катя застала по-прежнему в гостиной: он все так же стоял у окна, курил и, казалось, к чему-то, прислушивался, она полулежала на диване и не сводила с мужа тревожно расширенных глаз.