Это было похоже на памятную с детства картинку из учебника географии: в доказательство тому, что земля действительно шар, рисовалось несколько корабликов, поднимающихся из-за линии, обозначающей горизонт: сначала видна только верхушка мачты, потом — трубы и палубные надстройки, а уж затем можно разглядеть и весь корабль.
Так было и сейчас, но только с той разницей, что шарообразность земли доказывалась не условным изображением на картинках, а подлинным — большим, многодневным и трудным плаванием отряда.
Отряд Небогатова шел в строю кильватерной колонны, замыкали которую медлительные, неуклюжие транспорты; так — кильватерной колонной — он и подошел к бухте Ван-Фонг, и флагманский броненосец «Император Николай I» встал первым на якоря.
За ним, левее, погромыхивая якорными цепями, становились броненосцы «Адмирал Апраксин», «Адмирал Сенявин», «Адмирал Ушаков». Крейсер «Владимир Мономах» занял место поближе к транспортам.
Окруженная высоким горным кряжем просторная бухта Ван-Фонг, где произошло это соединение, долго еще возвращала к кораблям эхо орудийных салютов, устроенных но такому случаю. Гремела музыка, выстроившиеся на палубах матросы кричали «ура», впрочем, без особого воодушевления: вид потрепанных штормами кораблей, унылые, изможденные многодневной тропической жарой лица прибывших моряков не располагали к ликованию.
— Эко ж их измотало! — сочувственно сказал Копотей. — Видать, хлебнули горюшка!
— Измотает, поди, — согласился Степа Голубь. — Эх, жизнь ты наша матросская! — И он сокрушенно скребнул стриженый затылок.
На кораблях эскадры прихода небогатовского отряда ожидали с особым нетерпением еще и потому, что рассчитывали узнать какие-нибудь новости из России.
Однако уже через несколько часов выяснилось, что о делах на далекой родине прибывшим известно еще меньше, чем встречавшим их морякам.
…В тот же день адмирал Рожественский разослал по кораблям заранее заготовленный приказ. Егорьев, получив его, подивился адмиральской расторопности, а когда распечатал пакет, помрачнел: что это, неужто адмирал специально для того, чтобы понизить боевой дух моряков, сочинил сей пессимистический опус?
Воздав должное стойкости и выносливости отряда Небогатова, Рожественский продолжал:
«У японцев больше быстроходных судов, чем у нас…»
«У японцев гораздо больше миноносцев; есть подводные лодки, есть запасы плавучих мин, которые они навыкли разбрасывать…»
«У японцев есть важное преимущество — продолжительный боевой опыт и большая практика стрельбы в боевых условиях…»
Строки, выражавшие уверенность адмирала в победе, звучали после всего этого перечисления не слишком убедительно.
«Приказец-то не для внутреннего потребления, — невольно усмехнулся Егорьев. — Адмирал заранее хочет оправдать себя перед потомками…»
И уже без интереса Егорьев пробежал глазами заключительную часть приказа:
«Господь укрепил дух наш, господь укрепит и десницу нашу…»
Офицеры «Авроры» выслушали приказ с безразличными лицами, — как и предполагал Егорьев, особого воодушевления приказ этот не вызвал.
…Вечером контр-адмирал Небогатов был приглашен к Рожественскому для беседы, как предупредил флаг-офицер, tête-à-tête[16]. В каюте у командующего эскадрой поблескивало на столе серебро дорогого сервиза, разноцветные огоньки вспыхивали в гранях шлифованного хрусталя бокалов.
— Ну-с, Николай Иванович, — Рожественский сам налил вино в бокалы. — За встречу!
Крупный, высокого роста и поэтому немного сутулящийся, с седым ежиком коротко остриженных волос, в мундире без орденов и регалий, Небогатов выглядел совсем «штатским» рядом с эффектным, сияющим Рожественским. Лицо Небогатова, тронутое пятнами старой, незаживающей экземы, утомленное, с глубокими морщинами возле рта, стало сосредоточенным и торжественно суровым.
— Я, Зиновий Петрович, мечтал об этой минуте, — глуховато сказал он. — Мечтал, когда нас швыряло ураганами в Индийском океане. Мечтал, когда мне докладывали о том, что в отряде почти половина матросов поражена болезнями и небоеспособна. Мечтал, когда мы голодали, деля последние крохи пищи… Я знал одно: надо соединиться с вами, и тогда мы станем вдвое сильнее! — Он высоко поднял бокал: — За нашу совместную победу!