Выбрать главу

Мною же были начаты, по возможности, лечение и наблюдение матроса. Были моменты, когда клинические проявления нездоровья матроса вызывали неподдельное удивление личного состава. Так, один раз уже спустя пару дней пошли мы с ним после обеда основной смены в кают-компанию личного состава принимать пищу. Сели. Ему принесли первое, второе, компот. К моему удивлению и, конечно, к неописуемому восторгу "приборщиков" столовой Рахманов с невозмутимым видом влил в миску с первым блюдом второе и компот и стал с аппетитом есть. Все замерли в недоумении.

После этого случая пришлось кормить его в изоляторе. Чтобы отвлечь матроса от дурных мыслей, принимая во внимание его "литературный" талант, я рекомендовал ему писать для нашей корабельной стенной газеты, что он и делал регулярно. Мне удалось выяснить, что творческий порыв пришел к нему месяц назад, при этом писал он только ночью на вахте. Матрос говорил, что писал он как будто под диктовку с голоса, который "наговаривал" ему текст. При этом я отмечал, что писал он без ошибок. Также на вахте он входил в непосредственную связь с душой Аллаха с помощью специального аппарата (который мы, естественно, не нашли).

В нашу газету писал он с большим удовольствием, его статьи отличались смелостью, зрелостью, он вскрывал недостатки, пороки, заблуждения. Естественно, его художества оставались достоянием лишь узкого круга руководящего состава. Прошло еще две недели, и вдруг, когда я вновь принес ему бумагу и ручку с просьбой продолжить написание статей, он все это отодвинул и сказал, что больше писать не будет, так как "диктующий" голос пропал. Я настоятельно рекомендовал написать хотя бы несколько фраз и получил листок с бессвязными мыслями и огромным количеством ошибок. Стало ясно: в заболевании наступила новая фаза.

На совещании было принято решение допустить матроса к несению службы на камбузе - конечно, под присмотром старших. Через две недели мы вернулись на родную базу, и я отвез его в главный госпиталь.

Мой старший товарищ, В.К.Раев, главный психиатр, с радостью встретил меня, нисколько не сомневаясь, что я вновь привез ему интересный медицинский случай. За время моей службы это был уже девятый пациент. Мягкая доброжелательная речь Раева успокоила матроса, вел он себя тихо. Было принято решение поместить матроса в обычную палату.

Как только Рахманов услышал эти слова, он сразу, ничего не говоря, рыбкой головой вперед прыгнул в окно кабинета - видимо, хотел на свободу. Но не знал пациент, что стекла в психиатрических клиниках ставят небьющиеся. Ему перевязали голову, и санитары, применив "ленинградку" - специальную фиксацию, - поместили его уже в палату для буйных больных.

- Ничего, Володя, - обращался ко мне врач. - Мы его постараемся вылечить, а материалы, с которыми я ознакомился, очень интересные и назидательные. Повезло тебе, что удалось раскусить этот случай вовремя, а то бы мы вряд ли сейчас с тобой разговаривали...

Гуттаперчивый мальчик

Вторую неделю мы спали урывками, был аврал, связанный с приездом Государственной комиссии и приемкой ею лодки от производителей. Времени хронически не хватало. Заводские сдаточные команды устраняли недоделки, и Государственная комиссия находилась с нашим экипажем в постоянных конфликтах - ругались, доказывая друг другу необходимость плановой сдачи объекта. Мы упирали на качество выполняемых работ - ведь в море ходить нам, и должна быть полная уверенность, что подводная лодка свои задачи сможет выполнить.

Бесконечно проверялись и прогонялись схемы ракетных и торпедных стрельб, штурманского навигационного комплекса, радиационной и химической защиты, обитаемости, плавучести - и еще многих систем, столь необходимых для боевой деятельности атомного подводного ракетоносца. Кроме экипажа в море на лодке находилась Государственная комиссия, коллективы сдаточной команды завода "Звезда", куча каких-то дополнительно прикомандированных - в общем, вместо 150 человек по штатному расписанию было одномоментно около 300 человек, а ведь их надо было накормить, обеспечить спальными местами и медицинской помощью. В течение суток между берегом и лодкой сновали небольшие катера и буксиры, которые привозили и увозили специалистов, детали и механизмы, продукты и воду, членов комиссии. Фактически ночью подводились ежедневные итоги, на которых срывающимися голосами выдвигали обоюдные требования, грозили всевозможными карами, высказывали претензии - но все четко знали, что лодку надо принять в этом году и ввести ее в строй до нового года; а за бортом уже декабрь.

Неожиданно выявили недостатки в реакторной системе: определили в выгородках при их запусках повышение радиационного фона. Все всполошились это была очень серьезная неисправность, которая могла свести на нет все усилия коллектива. Совещания проводились круглосуточно, докладывали в Москву, предлагали решить проблему разными способами, вплоть до вырезки прочного корпуса и замены неисправного блока; но это отодвигало бы сдачу корабля на неопределенное время.

Наконец, решили вызвать высококлассную бригаду сварщиков из Ленинграда. Директор завода выслал за ними свой самолет, и бригада со своим уникальным оборудованием прилетела на следующий день. Два дня они круглосуточно трудились в реакторном отсеке, что-то стыковали, варили, повиснув в цирковых позах на подъемных талях, и на третьи сутки доложили об исправлении дефекта. Еще двое суток экипаж проверял работу реактора в различных режимах радиационный фон не выходил из нормальных пределов. К вечеру пятого дня бригада загрузила свое оборудование в самолет и улетела в Ленинград, получив, по слухам, премии, равные стоимости "Жигулей".

Только ликвидировали эту неисправность и вздохнули с облегчением, как случилась неприятность в радиотехнической службе, связанная с отказом системы при выходе на ракетные стрельбы. Наши инженеры бились над этой неисправностью более суток, меняли целыми блоками ЗИП - все впустую. Опять послали гонцов в закрытый город на Волге, откуда привезли разработчиков этой системы. Осмотрев технику, разработчики потребовали трехлитровый графин медицинского спирта, закуски, попросили наших специалистов радиотехнической службы покинуть помещение и пообещали, что через четыре часа можно будет приступить к проверке работы комплекса. Доставив им требуемое и увидев, как они сначала выпили по стакану чистого спирта, закусив хлебными корочками, я засомневался в благополучном исходе работы. Показав мне на дверь, они повторили свою просьбу. Я, конечно, с живым интересом вернулся в третий отсек к исходу истекшего времени, чтобы увидеть финал этого процесса.

Дверь открылась, и красное лицо старшего группы пригласило членов приемной комиссии приступить к проверке работы. Заглянув в щель двери, я с удивлением увидел пустой графин из-под спирта и две пустые консервные банки из-под курицы в собственном соку, вокруг которых на столике лежали хлебные крошки. "Невероятно", - подумал я, всматриваясь в красные лица мастеров: глаза их смотрели довольно ясно. "Может, часть спирта они использовали в работе?.."

Более тридцати раз прогоняли наши специалисты блок ракетных стрельб в разных режимах - ни одного сбоя! Комиссия приняла работу. На прощание разработчики затребовали еще три литра спирта и закуски, которые без лишних слов им выделили. Под уважительный гул офицеров специалисты спустились по трапу на катер и отбыли в Большой Камень.

Вспоминая события того времени, я и сейчас поражаюсь тем людям, которые создавали сложнейшую технику, заполнявшую отсеки подводной лодки, - и что было чудом, так это то, что она вся работала. По-видимому, наши люди как никто другой раскрываются особенно ярко в экстремальных ситуациях, при этом труд в таких условиях приобретает новые формы коллективизма, и в первую очередь все это делается за совесть, за собственное уважение себя как классных специалистов и русских людей, а не исключительно из корыстных побуждений. Я тогда уже задумывался, что вряд ли иностранные специалисты смогли бы так легко находить выходы из нештатных ситуаций, как наши ребята. Как уже говорилось, одновременно на лодке работало до 300 человек круглосуточно и с полной отдачей сил. Видя все это, я уже не сомневался, что вот так, наверное, наши люди трудились в первые месяцы войны, ставя заводы в голой степи и не прекращая строительство, на холоде выпуская пушки, танки, самолеты.